Виктор Олегович Пелевин цитаты из книг - страница 11

Я раньше много путешествовал и в какой-то момент вдруг понял, что, куда бы я ни направлялся, на самом деле я перемещаюсь только по одному пространству, и это пространство - я сам.

"Но в нас горит ещё желанье, к нему уходят поезда, и мчится бабочка сознанья из ниоткуда в никуда".

Это был часто встречающийся тип вечного весельчака с лицом, морщинистых от частых гримас страдания.

Он им крикнет с пенька:
"In the midst of this stillness and sorrow,
In these days of distrust
May be all can be changed – who can tell?
Who can tell what will come
To replace our visions tomorrow
And to judge our past?"
Вот теперь я сказал, что хотел.

Очень мало кто готов признать, что он такой же в точности, как и другие люди. А разве это не обычное состояние человека - сидеть в темноте возле огня, зажжённого чьим-то милосердием, и ждать, что придет помощь?

Знаете, - сказал барон, - не забывайте, то вы пока живы. Вся эта темнота и пустота вокруг вас - на самом деле самый яркий свет, который только бывает.

- Был бы ты философ, - сказал Чапаев, - я б тебя выше, чем навоз в конюшне чистить, не поставил бы.

С возрастом я понял, что на самом деле слова "прийти в себя" означают "прийти к другим", потому что именно эти другие с рождения объясняют тебе, какие усилия ты должен проделать над собой, чтобы принять угодную им форму.

- Вам, пока вы ещё спали, вкололи четыре кубика таурепама, так что утро у вас будет хмурое. Если вещи или люди вокруг будут вызывать у вас депрессию и отвращение, не удивляйтесь.
- О, - сказал я, - милый мой, я уже давным-давно этому не удивляюсь.

Но вместо того чтобы возразить, я отхлебнул шампанского (этому простому рецепту я следовал всегда, когда на столе было шампанское, а разговор шел о политике).