Вот почему все, что есть, и кажется мне прекрасным, в смерти я вижу жизнь, в грехе - святость, в безумстве - ум, и все должно быть таким, все нуждается лишь в моем одобрении, лишь в моей готовности, моем любовном согласии, и тогда оно не может мне повредить, а стало быть, и есть благо.
Я знал это: ты не принуждаешь его, не бьешь, не приказываешь ему, потому что знаешь: мягкое сильнее твердого, вода сильнее скалы, любовь сильнее насилия.
Пусть вещи будут видимостью или пусть не будут, ведь и я тогда тоже окажусь видимостью, значит они всегда остаются равны мне. Это именно то, что заставляет меня любить и почитать их; они равны мне. Поэтому я могу любить их.