Нелегко расставаться с некоторыми книгами, особенно с теми, которые высасывают из тебя все соки и оставляют в пустой отрешенности в прострации мыслей.
Многие убеждены, что книги пишут для того, чтобы давать людям надежду на нечто большее чем мы имеем, иначе какой смысл? Будто с первого слова каждого своего произведения автор дает читателю обещание на возможность надежды и ее непременное оправдание. Но это не так.
Эта книга – могила. А читатель – жестокий невольный палач, скидывающий с каждой страницей очередного героя в погребную яму. Кажется, что этому конца не будет, но вот все кто могли умереть умерли, а те кто остались жить выпотрошены изнутри. Даже несмотря на все это, несмотря на выжженную и уничтоженную справедливость, человечность в конце концов автор все же дает людям новую надежду на светлое будущее.
В заключительной части трилогии внутренние терзания Китнисс достигают своего апогея, вообще вся книга – одно большое сомнение в каждом дальнейшем шаге. Коллинз устроила такую кашу в голове у своей героини, что иногда хочется «вылезли» из внутренних монологов Китнисс и хорошенько ее встряхнуть.
А вообще, все герои предстают в новом свете, теряют частички себя, обретая в революции и борьбе новые качества, после которых на них уже нельзя смотреть по-прежнему. В Пите вообще не осталось ничего от того юноши со своим мнением об Играх и жертвенностью, Гейл вроде бы есть, а вроде и нет, он как будто выполнил свою роль и убежал в далекие дали, Китнисс теряет всю свою решимость и ее натуральное внутреннее пламя затухает, она сломана и никогда не будет прежней.
Единственное что я изменила бы – финал злосчастной троицы. Вот тут как раз не хватило запала для более резкого решения. Во всем остальном другой конец для меня немыслим. Сейчас я понимаю, что глупо было бы в столь жестокой книге надеяться на что-то другое, это не та история, после которой облегченно вздыхаешь и с чувством выполненного долга откладываешь ее в сторонку. Тут вместе с героями долгое время будешь зализывать раны и учиться смотреть на мир совсем по-другому.