Позор вовсе не черный, как грязь, как я всегда думала. На самом деле позор — он цвета новенькой белой униформы, которую ваша мать гладила всю ночь, чистый, без единого пятнышка, будто ты вовсе никогда не работала.
— Она просто их не замечает. Границ. Ни между собой и мной, ни между ней и Хилли. Эйбилин молча пьет чай. Наконец я не выдерживаю: — Ну что ты притихла? Я же знаю, у тебя есть мнение на этот счет. — Ты обвинишь меня в пустом философствовании. — Валяй, я не боюсь философов. — Это точно. — Ну так что? — Ты говоришь о том, чего не существует.