Чудовищно. Поистине чудовищное произведение, которое оставило в моей душе рубленую рваную рану, от которой я отрешенно отвожу взгляд, переводя его на остальные, уже зажившие порезы, оставленные творчеством Сорокина.
Надо признать, никто из других авторов не вызывает во мне временное отупение и меланхоличное оцепенение после прочтения книги. После Сорокина-же мне нужно брать путевку в пансионат. Или в дурдом.
Разбегающиеся мысли удивительно сложно поймать, когда они ничего не выражают. Не за что ухватиться. Может быть мне стоило взяться за писание рецензии на другой день, но чувствую, что хочу сохранить это для себя именно сейчас, когда потрясение меня еще не покинуло. Даже если это окажется бессвязно и мимо нот. Совершенно наплевать.
Начну с того, что меня всегда притягивало к Сорокину и что крепко держит мой неослабевающий интерес к его творчеству, кроме Стокгольмского синдрома (я совершенно точно раболепная жертва этого изверга и мучителя). Никогда до и после моего знакомства с этим тираном, я не видела такого феноменально жуткого обращения с русским языком. То КАК он пишет находится ровно в той же позиции с тем, ЧТО он пишет. Меня непрестанно поражают его лексические формы, которые он складывает в удивительное повествование, заставляя меня вспоминать о том, что я никогда не чувствовала и не знала. Описание русской деревни, бани, похода за грибами, охоты - это вещи, которые я со сто процентной вероятностью пропущу в любом другом тексте, здесь - я как привязанная, мало того, что все читаю, так еще и это рождает во мне какое-то восторженное узнавание и принятие. После описания бани так я вообще чуть с ума не сошла, как мне это стало вдруг почему-то близко, дорого и знакомо.
Размеренное повествование книги меня долго держало в напряжении, потому что я прекрасно знаю, как любит Сорокин пнуть по ножке стула, чтобы читатель башкой приложился об пол. И я приложилась, хотя внимательно следила за стулом все это время. Но не помогло совершенно, что бы ты ни делал, Сорокин гарантированное отмудохает тебя в момент, когда ты моргнешь. Так произошло и в этот раз. Звон деревянного колокольчика превратил мою жизнь в ад.
Финал настолько механистичен в своей сути, что превращает повествование в цепь действий, которая буквально закручивается вокруг моей шеи. Думаю, что это вполне очевидная аналогия на «конец русской литературы» и, собственно, на конец читателя данного произведения (если есть такие, кто выжил кроме меня - дайте знать, соберем группу взаимопомощи).
Понятия не имею чем закончить рецензию. Продолжать как будто нет смысла.
Это ужасное произведение, прекрасное справляющееся со своей задачей «убить». Если не литературу, так психику читателя.
Совершенно никому его не советую.
Но прочитайте.