"Да, впрочем, и где вам. Для того, кто галантен – женщина пахнет розой, а для таких, как вы, видно даже роза пахнет женщиной.
I. Я помню ее. Ночью…
Опустившись на скрипучий диван в темной комнатке, больше похожую на берлогу с грязным окном, я успел насладиться глотком болотного пойла. Под звуки упавшей ночи, я смотрел в глаза девки с вечернего бульвара. - Только тише, - прикладывая к горлу усталую руку, просила она. Эти ее поломанные ногти, искривленная шея…
Но комнатная дверь резко распахнулась и со скандальной решимостью вошла она. В тонах легкого освещения, я увидел блеск ее красных туфель. Я был пьян, но вопреки легкому дурману, сохранил образ незнакомки в остатках своей памяти. Развевая штаны и хлюпая каблуками, хозяйка квартиры подошла ко мне…Что я хотел бы забыть? Утонченные кисти ее рук.
II. "Испанцы всегда поют о тоскующей страсти, а русские о страстной тоске.
Тротуары и асфальт были мокры, в них отсвечивались звуки доносящегося Танго из раскрытого окна. Она вся находилась рядом со мной, мы зашли за угол. Смотреть в серые глаза и не прикасаться к ее губам – невыносимо для молодого гимназиста. Теплота ее нежной шеи, играла на контрасте с холодной обшарпанной стеной, к которой мы прижались. Пульс наших прикосновений слился с ритмом испанской мелодии. Она шептала и умирала от жажды резких фраз. Эти волшебные слова любви...Но я словно убеждался, красиво говорить о любви может тот, в ком эта любовь ушла в воспоминания.
III.
- Я думаю, что кокаин на меня не подействует.
- Это вы можете рассказать вашей бабушке.
Кокаин. Горечь во рту прошла, дышать стало легко, зубы заморозились. Я напрягаю сознание, наблюдаю изменения в ощущениях. Я разваливаюсь в кресле. Мне становится радостнее. Я задыхаюсь от эйфории. Мне хочется сдержать эту ночь, я так влюблен в эту жизнь, я хочу все замедлить каждую секунду, каждую секундочку у секунды.
Я чувствую зубочистку у ноздри и тяну. Еще раз…
Плевать на дождь и грусть людей. Я люблю тебя Мама.
IV.
Стоящая книга, грустная история, рассказ молодого человека в "послевоенное время. Повседневность, берущая начало в трамвае по пути в гимназию…Приятели гимназисты с юными взглядами, бунтарскими порывами и извечными шутками. Двойственное отношение к матери с потухшими глазами в рваном полушубке. Раздвоенность во всем. Одна сторона монеты – поцеловать весь мир, любить людей. Вторая – жестокость к матери, трата ее последних сбережений. Четкая прорисовка двойственности – словно раздвоение духовного и чувственного, как заявляет сам рассказчик, гимназист и студент – Вадим Масленников. В глазах молодого человека появляется лихорадочная мысль - духовность не сдерживает порывы мужской чувственности. В реалиях это называется сглаживать острые/неудобные углы. Обнимая любимую девушку утром, вечером Вадим рвет губы легкодоступной девки с Тверской. Все это обрисовывается в тонах легкого безволия, мужественного начала. Вопросы в мыслях. От чего, раздвоение духовного и чувственного воспринимается окружающими как мужественность? Почему, то что мужчину делает якобы мужчиной, женщину возводит в ряды свободных проституток?
Но девушка и юная "философия о ней, лишь ступень к названию книги. В кокаиновой истории я прежде всего вижу интересную форму потери реальности, скорее даже некий уход от настоящего и повседневного. Мысли смешиваются, радость наполняет каждую частичку тела, в том числе и придавая психическое возбуждение. Показательно, Вадим – это рассуждающее лицо в монологе. В последней главе – "мысли", он дает свою оценку зависимости. Способность кокаина – возбуждать физические ощущения счастья, вне зависимости от окружающей внешней картинки за окном. Этому то свойству кокаина и невозможно противостоять, и что страшнее – отсутствие желания противиться. Капитуляция воли. Но как многие знают, радость от дозы очень быстро сменяется депрессией из-за ее отсутствия.
И вот, человек просыпается в ночи и мертвой тишине, носки сгнили, от ног идет ужасный запах, а все тело липкое и вонючее. Кокаин убивает душу, стирает историю жизни, ограничивает личность крайностями – искусственным счастьем под дозой и адовой тоской без нее. Вопрос в одном – осознание этого, пересилит тягу к белому порошку? Пожалуй, эта книга меня чертовски удивила – стилистикой, нотой легкой психологии, письмом от девушки, деталями снов. И я не удивляюсь сравнению (казалось бы, странному) Агеева с Набоковым в послесловии. Редакторы проводят параллели творчества Набокова и Агеева – фабулы, языка, лит. приемов и т.д. допуская и рассматривая теорию, что Агеев попросту возможный псевдоним Набокова 30-ых годов.
p/s
А финал мне напомнил сцену из "Подростка" Достоевского, с учительницей Олей.
Советую.
210 стр.