На Бева накатила огромная усталость. – Так не пойдет, не пойдет, не пойдет, не пойдет, – пробормотал он и, подумав, добавил: – Забудьте. Все равно что обращаться к паре кирпичных стен. Делайте, что нужно. Я в ваших руках.
Жизнь – больше, чем справедливая зарплата и все сокращающийся ассортимент скверно изготовленных, бесполезных товаров потребления, на которые эту зарплату можно тратить. Жизнь – это красота, истина, духовные стремления, идеалы, эксцентричность… – Ага, – хором сказали врачи.
Вы могли бы вести здоровую, полноценную жизнь, если бы захотели. – Знаю. Но это означало бы одобрить безумную, психопатическую трясину философии государства. – Это недемократично. Безумие определяется неприятием стиля жизни и этоса большинства. Вы провозглашаете безумие на словах и своими действиями.
Кое-кто уже научился. Например, верующего шотландца из поезда ловко обработал настоящий теолог, который убедил его, что двенадцать апостолов были первым профсоюзом и что Христа обрекли на мученическую смерть за принцип свободной самоорганизации трудящихся, а что Царство Небесное означает пролетарскую демократию.
Потому что тогда смогу поехать домой, слушать мои пластинки Бартока и читать Пруста. Внутренний мир. – А когда твои пластинки Бартока затрутся, кто будет выпускать новые? Кто будет играть Бартока? Внутреннему миру нужен внешний. Книги должен кто-то издавать.
– Ладно, есть такие, кого вышвырнули из школ за то, что не хотели преподавать предписанную чушь, сечешь? Они бродяжничают, вроде как ты бродяжничаешь. Мы подбрасываем им деньжат, как тебе подбросили. А они взамен дают нам чуток образования. Настоящего, не дрянь из госовских школ.