Если не считать литературных лекций, то это мое первое знакомство с Владимиром Набоковым. И если все остальные книги такого же плана, то этот писатель заслуживает весьма пристального внимания.
Это замысловатая, скрученная в клубок история о человеке по имени Цинциннат, которого приговорили к смерти. Собственно, с этого начинается роман. Мы не знаем - за что, он не знает - когда. И оба вопроса живенько интересуют. В дальнейшем автор пытается раскрыть картину действительности, углубляясь в поведение, понятия и привычки действующих лиц. Но это картины - мазками: там чуточку, там капелюшечку. Медленно и головокружительно. На протяжении всего чтения я одергивал себя, напоминая, что читаю Набокова, между прочим, а вовсе не Кафку, как мне казалось от образов и рассеянной, как будто из баллончика, мысли.
Кроме того, книга характеризуется проявлением абсурда. Например, свежевыкрашенные скамейки во время проведения заседания суда, или вальсировавшие заключенный с надсмотрщиком по коридорам тюрьмы, или рассуждения "Мне тридцать. И Вам тридцать? Значит, Вы тоже любите фотографию".
А как автор складывает слова? Это так забавно: "Тогда Цинциннат брал себя в руки и, прижав к груди, относил в безопасное место" или "И все-таки я сравнительно. Ведь этот финал я предчувствовал". И описание матери заключенного, просто вспышка: "Посредине довольно открытой груди краснелся треугольник веснушчатого загара, – но вообще кожа была все та же, из которой некогда выкроен был отрезок, пошедший на Цинцинната, – бледная, тонкая, в небесного цвета прожилках".
Тюремщики ведут себя скорее как слуги: привратники, экономки, дворецкие. Слащавый гротеск в обращении с арестованными: пионы в вазах, ласковые слова, фрукты, коврик под дверью. Уборки, правда, непритязательные:
"– Убрано-то как у вас, а? Таперича и гостей принять не стыдно.
Особенно, казалось, был он горд тем, что паук сидел на чистой, безукоризненно правильной, очевидно только что созданной паутине."
Главный герой настолько отягощен всем происходящим, что воспринимает события как пьесу, людей как пародию, эмоции как бутафорию. Помните Шекспира?
Весь мир - театр.
В нем женщины, мужчины - все актеры.
Так вот, Набоков уточняет: театр абсурда!
Кроме того, при желании можно обнаружить символизм в произведении: ассоциация Цинцинната то с пауком, поселившимся в камере, взращенным и взлелеянным на отборном корме, и вышвырнутым в итоге вон, то с бабочкой, которую также приговорили к смерти, но она, затаившись, все еще ждет освобождения, то с Сократом ("Сегодня вечером идет с громадным успехом злободневности опера-фарс «Сократись, Сократик»")...
Было бы желание сопоставлять и выдумывать сравнения. Ну нет в книге прямых ответов! Да и быть не может, я так думаю.
Ну и вот: читаешь-читаешь, думаешь-думаешь. Так когда же казнь? Так за что же его, бедолагу? Уже пропитавшись повествованием ожидаешь нового абсурда, например, "за ковыряние в носу". Или все таки Кафка с "Процессом"? А потом уже и не важно становится - читаешь, погружаешься... И в конце концов приходишь к мысли: "А может это и не тюрьма вовсе? Может, это та самая рутина жизни?"...
#С1_1курс