Владимир Одоевский рецензии на книги
Роман "Русские ночи" Одоевского прочитала под впечатлением от изучения русского романтизма, якобы это важный этап в развитии метода, конечно, не могу с этим не согласиться. Новаторский ли это роман? Разумеется! Философский характер, примечательный слог, черты драматического рода - это все там есть.
Думаю, что произведение по праву считается частью мировой классики, однако не могу сказать, что мне, как читателю-обывателю, не понравилось, я не стала бы перечитывать снова, по крайней мере не в скором времени. Очень много непонятного мной, много отсылок к зарубежным писателям, философам, которые я пока что не в силах осмыслить, но дело не только в этом. Я, человек живущий в двадцать первом столетии, понимаю, что Одоевский заблуждался. Заблуждался по поводу назначения России, заблуждался о Западе, который якобы умирал в 19 столетии. Да, 19 век был веком России, но что стало дальше?
Произведение претендует на пророческий характер, увидела я там и националистические нотки, мол, мы русские, мы всем покажем.
Я не приемлю это ни с каких позиций.
В романе достаточное количество аллюзий, соблюдены романтические каноны, истории (из ночей) весьма интересы, но идея произведения меня, скорее, разочаровала, чем впечатлила.
Почему разочаровала? Потому что Одоевский оказался не прав... Но это, конечно, не его проблема...
Я не бил своих игрушек
И ботинок я не крал.
Рвать не думал я подушек,
Чай на стол не проливал.
И в углу стоял я смирно,
О плохом не помышлял.
Это кто-то очень сильный
В комнату меня толкал,
Строил рожи, бедокурил,
Улыбаясь во весь рот,
Мелкий, странный, некрасивый,
Взглянешь - ну как есть урод!
Нет ни ручек, нет и ножек.
Скачет головой вертя.
А зовут его Игошей,
Некрещёное дитя.
Мне запоры не помогут,
Не спасут окно и дверь.
Мёртвый он, преград не знает.
Не избавиться теперь.
Одна из самых страшных сказок моего детства. Игоши я ужасно боялась. Не только потому, что это мёртвый ребёнок, а потому, что у него не было ни ног, ни рук. Успокоила меня бабушка. "Некрещёным умер, вот и беснуется, - объяснила она. - А ты крещёная, тебя не тронет!"
Сейчас конечно же не страшно. Только думаешь, а что если и не было никакого Игоши, а был только один хулиганистый мальчишка, не признающий своих проступков?
Когда-то, давно, в пятом классе, знакомили нас на примере двух рассказов Одоевского со "страшными повестями". И "Игоша" меня не напугал тогда, но заставил поёжиться.
Сюжет прост - маленькому мальчику является некий друг, Игоша, ломает игрушки, выпрашивает вещи, а в конце концов уходит. Заковыка в том, что этот дружок - не человек.
Игоша - творчески переработанный образ домового. Фольклорные мотивы здесь везде - и в выкидывании для Игоши в окошко рукавиц и ботинок (есть такой обычай одаривания домового), и в "ломкости" голоса Игоши - то писклявый голосок, то бас, и в его хозяйничаньи в доме. И даже в уходе к доктору-немцу и в обвинениях в неблагодарности (домовой обидчив).
Но есть одно "но". Вы представляете себе домового? Вот представьте. А теперь Игошу представьте - маленький мальчик, без рук и без ног, скачущий всем телом разом, довольно резво скачущий и активно устраивающий неприятности, например, может скатерть зубами стащить со стола. Игошу видит только мальчик, с него Игоша и требует себе рукавички и ботинки.
Но ёжилась я, кстати, вовсе не от Игоши. А от того, что кроме ребёнка его никто не видит, и все выходки приписывают бедному мальчику. Недоумевают, что сталось, и даже вызывают врача. А сам мальчик чувствует себя игрушкой Игоши, не боясь его, но не в силах ни освободиться, ни попросить помощи. Может быть, Игоша - и вовсе плод его воображения, порождённый услышанными страшными сказками, но в любом случае помощи он не находит. Именно одиночество это меня и огорчало.
А мальчика, кстати, нет. Он Игоши не пугается, недоумевает только его выходкам, а вообще, кажется, в одиночестве своём друга в нём видит и даже грустит, когда уходит Игоша.
