Любовь — амор по-латыни.
От любви бывает мор,
Море слёз, тоски пустыня,
Мрак, морока и позор.
(с) Гербовник любви
«Правда. Горькая правда».
Их [бабочек] безжалостно накалывали булавками на большую картонную рамку…
Жюльен Сорель. Он оказался так далёк от того, кем он был. От того, кем хотел быть. Он, столь хладнокровный и трезвый в своём собственных мыслях и суждениях, дошёл до полнейших вакханалий и безрассудства. Он взбирался однажды на одну гору и облёк там свою страсть в письменную форму, которую опосля изничтожил в пламени разведённого огня. Так сильно не хотел изобличать свою правду. В той горе была уединённая пещера, открывавшая захватывающие дух виды, от которых замирало сердце и трепетала душа сына лесопильщика. Он был неистово влюблён и столь же неистово защищал свою любовь — отнюдь не женщину. Его кораном были «Исповедь» Руссо, собрание реляций великой армии и «Мемориал Святой Елены». Его святыней был Наполеон.
Жюльена не раз охватывало мгновенно страстное воодушевление: он с самого раннего детства бредил военной службой. Колонны всадников, их кони, величественный стан. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, начали строить церковь — слишком прекрасную для их бедных мест. Четыре мраморные колонны, что бередят воображение каждую ночь и о которых не перестают рассказывать люди странствующим путникам. Это его нашествие, его проклятье и страсть, окрашенные в чёрный и красный. Парадные мундиры офицеров и кровь, которая капает и орошает землю около храма, стекая по зелёной траве холма вниз, к близлежащей деревне.
От своих мыслей он нещадно страдал, как и его честолюбие, гордость и амбиции. Пробить дорогу, пробить дорогу — твердил как мантру, как умалишённый, воспевал эти сладкие и будоражащие идеи и помыслы. Пробить дорогу означало вырваться из Верьера. Куда-нибудь да как можно дальше. Лишь бы не прозябать здесь, у себя дома — его душила родина, он её ненавидел.
Ястреб. Следя за полётом, съедала зависть. Спокойные могучие движения поражали; он завидовал этой силе, он завидовал этому одиночеству.
Он хотел бы сам взлететь.
Но столкнувшись с женщинами и их чувствами, Жюльен оступался раз за разом, терял свой горизонт и начинал смотреть на мир вверх тормашками, забывшись пульсирующей в мозгу мыслью: должен добиться, чтобы впредь не одёрнула ручку, когда он её касается; чтобы смирила гордячку и внимала своему господину, напрочь забыв про их разное положение в обществе.
Одна из них была красавицей для него. Статная, высокая, лишённая кокетства или притворства, с особой манерой держаться простодушно, от чего казалась ему юной и от сего всё более прекрасной. В ней было сокрыто в глубине души пламя страсти или даже огонь благородного негодования. Г-жа Реналь.
Другую же Сорель не находил красивой. Его отталкивала её холодность и исходившая от неё неприкрытая скука от окружающего её общества — все и вся были ей неинтересны и пресны до смерти. Она любила пестрить остротами, которыми могла уничтожить человека в один лишь миг. Но у неё были самые красивые глаза — глаза, в которых для Жюльена был лёд, а для других — шальные чёртики. Матильда.
Столь разные и не похожие друг на друга дамы. Единственной связью между ними был никто иной, как Жюльен Сорель. Они могли либо возненавидеть друг друга от ревности друг к другу, либо броситься в объятия протяжно плача в попытке найти утешение и понимание. Никто не знал, что произойдёт на самом деле в финальном акте их истории.
Они разбили каждый свою вазу. Уничтожили вдребезги содержимое навсегда. Они сделали свой выбор. Высоко поднятая голова — исход Людовика XVI, поцелуй в лоб — мужественная (обезумевшая?) Маргарита и смерть в объятиях любви — она одна или таких миллион? Так за горизонтом задребезжал рассвет…
…Я забирался на ночь в эту пещеру на большой горе; внизу передо мной расстилались богатейшие края Франции, я глядел на них сверху, и сердце моё пылало честолюбием. Тогда ведь это была моя страсть.
Ни одна душа не знает меня, все глядят на меня сверху вниз. Я теряю способность соображать.
Но сегодня — сегодня всё изменится. Сверху вниз буду внимать именно я.
Красное и черное — роман французского Стендаля, написанный в девятнадцатом веке и покоривший иронией и стилем изложения — трепетно отношусь к французской классике тех времён. Есть некое сходство с Оноре де Бальзаком и Гюставом Флобером, но всё же Стендаль сам по себе и очень самобытен. Давно так не было приятно от чтения как такового, да и от искромётных изречений автора, особенно, когда ему хотелось показать глупость, жажду или пошлость — в общем-то, стандартные пороки общества актуальные, как мне кажется, на все времена. У Стендаля не тяжёлый стиль написания, он умеет увлечь и следовать за ним по страницам книги действительно интересно. Радует, что наконец-то добралась до этого писателя и что эмоции от прочтения только положительные. Роман социально-психологический, дышащий Францией; вспоминались творчество Ф.М. Достоевского и Американская трагедия Теодора Драйзера, но так, не как основная тема. «Красное и чёрное» идёт своей дорогой, и эта дорога меня по-настоящему пленила.
«Она некрасива, не нарумянена».
#Шармбатон_О (Книга из списка запрещённых книг.)