Гюнтер Грасс рецензии на книги

Немецкая послевоенная литература – это нечто. Особенно та, которая камень за камнем разбирает завалы руин, на пороге которых оказалось некогда величественное государство, после болезненного и унизительного поражения в самой страшной войне прошлого столетия. Погружаясь в ту историческую эпоху путём чтения, было бы странно проигнорировать одного из самых видных писателей Германии второй половины XX века, нобелевского лауреата – Гюнтера Грасса. Постфактум могу уверенно сказать – это однозначно большая литература.

Меня впечатлило уже одно только название романа. Как оказалось, оно очень точно передаёт манеру автора двигать сюжет. Чтобы неловко протиснуться вперёд, необходимо исполнять крабьи манёвры – постоянно отступать назад, к прошлому. Сюжет романа строится вокруг крупного пассажирского круизного судна «Вильгельм Густлофф», названного в честь главы швейцарского отделения НСДАП – «мученика» убитого евреем. В период Великой Отечественной войны судно было переоборудовано под нужды армии. Под конец войны корабль был потоплен советской подлодкой С-13, управлял которой Герой Советского Союза – Александр Маринеско. Трагедия унесла много больше жертв, чем, к примеру, крушение Титаника. Среди погибших числилось немалое количество беженцев – женщин и детей.

Занятно наблюдать, как технический прогресс уже в то время использовался в качестве элемента пропаганды. «Вильгельм Густлофф» на момент спуска на воду, числился одним из крупнейших туристических кораблей. Гюнтер Грасс в деталях расписывает богатое внутреннее устройство судна, его техническую новизну и ту духоподъемность немцев, способствовало которой ощущение того, что отныне они первые во всём. Отстраняясь от книги, могу сказать, что был ещё цеппелин «Гинденбург» – самый большой, дорогой и передовой дирижабль в мире, чья судьба тоже была незавидна – он сгорел. Если бы меня спросили, кто главный герой прочитанной мною книги, я бы ответил, что это, однозначно, корабль. Остальные герои и события, хоть и расписаны по минутам – исключительно вокруг.

Если не пытаться воспринимать роман отдельно от его автора, то мне показалось, что Гюнтер Грасс встаёт на тонкую грань оправдания нацизма, но умело держит баланс, не переступая красных линий. Уместно ли задумываться о том, кто виноват в затоплении «Вильгельма Густлоффа»? Уместно ли пытаться поменять местами убийц и жертв? Конечно, можно вырвать т.н. «атаку века» из контекста Второй мировой войны. Но правильно ли это? Считаю, что нет. Почему в морозную ночь 30 января 1945 года, немецкий военный корабль, где половину экипажа составляли солдаты СС, корабль, где до последнего через репродукторы звучали речи Адольфа Гитлера и Эриха Коха, почему этот корабль не может быть целью советской подлодки? По-моему, не просто может – должен. Очень чувствуется, что автору книги, как немцу, неприятно само это событие, равно, как и факт его замалчивания. Неприятна ему и фигура Александра Маринеско, которого Грасс при любом удобном случае характеризует словами «алкаш, дебошир, бабник...». Как пишут в сети, во время своего визита в Калининград, писатель демонстративно отказался посетить памятник моряку-подводнику.

Второй важной сюжетной линией для романа является факт осознания немецким народом своей вины и повальное раскаяние. Грасс рассуждает о том, что разочарование от поражения и осмысление бесчеловечного зла, которое немцы принесли миру, оказало негативное влияние на психику не только участников событий, но и на психику многих поколений вперёд. Всё это вылилось в банальную проблему «отцов и детей». Взгляды на историю, которую к тому же, на государственном уровне, старались держать закрытой для освещения, у разных поколений не совпадали. Одни тяготели влево – к однозначному осуждению, неприятию, к Майнхоф и Баадеру, другие – вправо, к реваншистским настроениям и неонацизму. Народ Германии был разделён не только на восток и запад, на ГДР и ФРГ, разделён не только постыдной Берлинской стеной, но и, что страшнее – разделён ментально.

Уже после книги я прочитал статью, где говорится, что Гюнтер Грасс в 2006 году признался, что, как и многие его коллеги по цеху (те же Генрих Бёлль и Эрнст Юнгер, например), по молодости, служил в СС. Ни капли не удивлён. Удивлён скорее тому, что этот скелет провисел в шкафу аж до 2006 года и не рассыпался от старости в пыль.

#вордл_эллины
#европейский_вояж (Германия)

#школа_январь_2

Гюнтер Грасс – писатель, книги которого я всегда начинаю, но не дочитываю. И вот свершилось – осталась позади последняя страница «Моего столетия». Что я хочу сказать? Да ничего в принципе, потому как я в недоумении. На полном серьёзе не знаю, понравилось мне или нет. Но самый главный вопрос: а зачем я вообще это читала?

Мне понравилась структура книги. Это не полноценный роман, а сто небольших зарисовок, каждая из которых соответствует определённому году от 1900го до 1999го. Изначально Грасс хотел сделать главной героиней пожилую женщину, вспоминавшую свою долгую жизнь. Но такие воспоминания не смогли бы показать всю широту жизни в Германии того времени. По этой же причине и сам писатель не подходит на роль рассказчика – своей жизнью он не мог охватить целый век и потому появляется лишь в двух годах – 1937 и 1959. В остальных новеллах он показывает происходящие событии в виде воспоминаний самых разных, в основном безымянных, людей.

Представить себе это можно таким образом: в определённый год читатель как бы попадает внутрь одного самого обычного человека и минут пять может читать его мысли и следить за происходящим. Это здорово и интересно. Проблема в том, что момент вырван из контекста. Неизвестно, что было с человеком до, что станет после и в чём, собственно, смысл изображённого момента из его жизни.

Например, 1901 год. Неизвестный персонаж рассказывает о том, как находит в лавке старьёвщика старые открытки. Он читает написанные на них слова, а после покупает. Всё. Или ещё один, чуть более поздний рассказ другого неизвестного о том, как он купил соломенную шляпу и ходил в соломенных шляпах много лет. Есть истории и с более масштабным смыслом, касающиеся политики, войн и революций. Но мне так трудно было связать их воедино. Да и есть ли у них общий, глобальный смысл? А воспринимать каждую по отдельности невозможно – это просто зарисовки из жизни.

Обычно я бросала чтение Гюнтера Грасса из-за его стиля. Что в оригинале, что в переводе мне очень тяжело его читать. «Моё столетие» в этом плане исключение. Сложность в другом: не зная хорошо события двадцатого века, трудно понимать написанное.

Я могу согласиться, что Гюнтер Грасс писатель великий и незаурядный, но не мой совершенно. Мне трудно понять, что он хочет сказать. Я его не понимаю.

Книга, которую сложно читать... Но еще сложнее писать на неё рецензию. Потому как, если ты не обладаешь некоим воображением для раскрытия подтекстовых смыслов, то не видать тебе познания смысла истории, рассказанной Гюнтером Грассом. Увы, я могу собирать лишь вершки. А потому если спросить меня кратко о чём эта книга, отвечу "о событиях в Германии первой половины 20 века, рассказанными через ощущения карлика". И вот тут то и лежит главная загвоздка понимания книги. Я вижу карлика, а другие (кто восторгается этой книгой) видят образы и символы.

В общем, я из тех кто не оценил данную книгу. Причинами тому являются две вещи, которые я и отрицательными-то назвать не могу. Скорее то, что меня отталкивает в книгах. Первое это сложность. И тут я даже не знаю, что сложнее для меня было: форма или содержание?

Форма. У Гюнтера Грасса очень своеобразный язык. Долго не могла сформулировать, чтобы объяснить, что не так с его слогом. Ведь сами слова у него не такие уж замудренные и даже просты. И вот наткнулась на классное сравнение в интернете "Мы скажем: «платье плотно облегало ее фигуру», автор пишет: «ее тело заполняло всё пространство внутри платья». Согласитесь, довольно необычно и на первый взгляд очень красиво. Но при чтении текста постоянно переворачивать у себя картинки в голове для меня было сложным.

Содержание. Эту книгу можно читать прямолинейно. Как, в принципе, я и читала. Но в таком случае перед вами предстанет театр абсурда. Так как все главы, или можно назвать их историями, хоть и построенны в хронологическом порядке, между ними нет плавного перехода. От того сюжет кажется рванным. Также многие моменты в сюжете кажутся бессмысленными. Но именно эти бессмысленные моменты и являются в книге ключиком к образам и смыслу. К примеру. Тот карлик, которого я упоминула в начале рецензии и который является главным героем романа по имени Оскар, не просто так стал таким. С рождения прекрасно развивающийся ребенок, обладающий тонким умом к пониманию мира, перестает в один момент расти именно по своему собственному велению не становиться взрослым, чтобы не видеть всё то, что происходит вокруг. И эта параллель непосредственно к развитию Германии в первой половине 20 века. Автор потрясающе завуалировал всё это. Но... а можно было попроще? Для тех, у кого не развит так тонко ум, как у Оскара? А еще можно было не колошматить почти всю книгу по этому барабану? Да, этот громкий барабан всему виной! Именно он мне и не давал сосредоточиться над чтением.

Думаю достаточно о сложностях чтения. Еще хочу высказать своё мнение о настроении Грасса. Мрачность. Вот то настроение, которое создал автор и которое передастся вам. Понятно, другого тут и не могло быть. Всё-таки описываемые времена истории тут таковы. Но автору мало этого. У него была явная цель довести читателя до тошноты, описывая многие простые детали так мерзко. Так при произношении слова "угорь" у меня теперь к горлу начинает резко подкатывать тошнота. А еще Грасс любитель "пошлостей". За что многие и ругали его, запрещали, изымая из печати. Но не буду снобом. Тут я промолчу. Просто знайте, если вы восприимчивая особа, или брезгливая, то книга однозначно не ваша.

#голод (Евразия)
На обложке рот

Я не стала бы писать рецензию на эту книгу, если бы не #полуночный_экспресс . Потому что анализировать подобные произведения - это удел серьезных литературоведов или исследователей творчества Грасса, а не рядовых читателей вроде меня.

Книга потрясающая в прямом смысле. Это настоящее искусство, где форма и содержание подчеркивают достоинства друг друга и вместе многократно усиливают впечатление, оглушают и поражают глубиной и красотой.

Я не знаю, с какого бока подступиться, потому что книга необъятна во всех смыслах. Начнём, пожалуй, так.

(Барабанная дробь.)
«Мотылёк пробарабанил между лампочками час моего рождения», и младенец Оскар Мацерат пришёл в этот мир. Пришёл с тем, чтобы с первых же минут понять, что единственное его по-настоящему сильное желание - это убраться из него поскорее и вернуться навеки под четыре слоя юбок бабки Анны Коляйчек. К юбкам мы ещё вернёмся, а пока об Оскаре.

Пугающе проницательный младенец, которому хватает двух фраз своих родителей, чтобы понять, куда он попал, и сходу отказаться от готовящегося для него будущего. Лавры продолжателя семейных традиций не прельщают Оскара, поэтому он выжидает день своего трехлетия, чтобы получить в подарок обещанный барабан и прекратить расти. А потом долгие годы косить под полоумного с барабаном.

Это очень удобная точка наблюдения. При дурачке никто не прячется, полагая, что дурачок ничего не понимает. Оскару предоставляется масса натурного материала для того, чтобы утвердиться в своей первой негативной оценке мира. Ménage à trois его маменьки, многочисленные картинки из жизни двора и соседей, все эти как бы обыкновенные лавочники, дети во дворе, школьные училки Шполленхауэрши, - все они отличная антиреклама жизни.

Остановку Оскара в росте можно рассматривать как яркий пример психосоматики - заставить организм не расти из-за нежелания превращаться во взрослого и вести «нормальную» жизнь. А когда внутренний запрет снят, когда появляется необходимость во взрослости, рост возобновляется.

Первая попытка выхода из образа трехлетки происходит 1 сентября 1939 года во время осады польского почтамта в Данциге. Кто знает, если бы героический Кобиелла не умер от ран, если бы один из возможных отцов Оскара Ян Бронски не оказался жалким трусом, если бы почтамт устоял, возможно Оскар не ограничился лишь намеком на рост, а стал бы расти уже тогда. Но нет, почтамт сдан, и сдан Ян Бронски, а Оскар укрывается снова в образе немого идиота и разбарабанивает в хлам жестяного свидетеля своего предательства.

Теперь надо сказать два слова о форме романа, чтобы вновь вернуться к Оскару. Я бы охарактеризовала его как циничный плутовской роман и трагифарс. С первых страниц Грасс бросает читателя на картофельное поле под юбки бабки Анны Коляйчек, задавая таким образом тон всему повествованию.
Это поразительно на самом деле, но гротескный, почти кощунственный стиль, в который Грасс уложил роман на серьезнейшие темы, очень здесь органичен. Он словно подчеркивает глубину трагедии эпохи, глубину переживаний человека, носящего в себе травмы времени и чувство вины. Эпизоды смертей - а их много в романе - всегда обставлены в почти карикатурных мизансценах, что только оттеняет их ужасающую бессмысленность и нелепость.

Вообще у Грасса невероятный язык. Обилие умной иронии, потрясающие по меткости оригинальные метафоры. Никаких штампов и в то же время никакой вычурности. Вся эта стилистическая изобретательность абсолютно естественна и не создаёт ощущения выпячивания напоказ словесных находок, создания формы ради формы.

Роман невероятно многослоен и метафоричен. Тот же барабан, как средство выражения протеста против жизни в марширующей под барабанную дробь Германии.
Или центральный образ Оскара. Кто он? Под личиной невинного трехлетки скрывается не то пророк, не то Мессия, не то дьявол. Мальчик, который видит людей насквозь и разрезает голосом стекла, Оскар чем-то похож на Булгаковского Воланда. Он развлекается тем, что провоцирует людей совершать поступки, которые его лишний раз убедят, что натура человеческая неизбежно порочна.

Оскар вроде нуждается в Боге, церковь притягивает его, но разочаровывает. «Нет, тут я ощущал только запах католицизма. О вере едва ли можно было говорить.» В его картине мира рисуется образ Бога - бездушного творца, который забрасывает свои создания на карусель жизни и наблюдает, как они до тошноты укатываются на ней, молят остановить, но боженька «милосердо» оплачивает круг за кругом, не позволяя соскочить раньше времени.

Оскар словно ищет подтверждения фальшивости религии. Он бросает вызов гипсовому Иисусу-младенцу, и не дождавшись от него чуда, скромно решает, что из него выйдет ничуть не худший Иисус. Тут же находятся и последователи в лице участников банды чистильщиков.
Что характерно, с ними Оскар ведёт себя в полном соответствии с образом Бога в его голове: даёт им возможность «именем Христа» творить их делишки, но когда дело доходит до суда, коварно умывает руки - снова косит под трехлетку, втянутого по несознанке в криминал взрослыми дядями.

Тема религии вообще одна из центральных, и аллюзий на неё в романе предостаточно. Яркие метафорические эпизоды приурочены к церковным датам. Та же рождественская чёрная месса банды чистильщиков. Или жуткая сцена ловли угрей в Страстную пятницу, как предзнаменование всеобщей трагедии, которая уже на пороге.
Или описание рождественского Деда Мороза, в которого все верят и ждут от него чудес, но который на деле оказывается чёрным газовщиком, подающим газ в дома немцев. «Их еда варилась на общей беде.» Явная отсылка и к газовым камерам, и к Гитлеру.

Ещё один важный пласт романа - тема индивидуальной и коллективной вины немцев. Она раскрывается непосредственно через образ Оскара, Иисус которого на деле больше смахивает на Сатану. Так или иначе, вольно или невольно, но при участии Оскара отправляется на тот свет немало людей. И здесь с одной стороны - «не ведали что творят», а с другой - понимание и осознание собственных действий и приходящее вместе с этим чувство вины, не покидающее и оттого невыносимо тяжелое. Mea culpa, mea culpa, mea massima culpa.

Очень интересна национальная тема. Вольный город Данциг, то ли польский, то ли немецкий. Любовный треугольник матери Оскара отсылает к вопросам национального самосознания, так как ее муж и любовник были соответственно немцем и поляком-кашубом. И так же, как неизвестно, кто же из этих двоих был настоящим отцом Оскара, так же проявляется и двойственность его этнического самоопределения.

И вернёмся теперь наконец к юбкам бабушки Коляйчек, под которые так стремится Оскар. Ещё одна метафора. На мой взгляд, подъюбочное пространство бабки - это символ той самой точки начала и конца, то небытие, из которого человек приходит в мир и в которое возвращается после смерти, то ничто, ноль, или, наоборот, - бесконечность, Вселенная, Мироздание - как угодно. Тот вечный истинный дом, где обретается покой.

#морскойбой
#книжный_марафон

Ох и настрадалась я с этой книгой. У меня ощущение, что я просто выпала из жизни и читала ее без перерыва много и много лет. Продираться сквозь этот стиль, это многообразие (как мне кажется) смыслов, аналогий, метафор, разных интерпретаций было ну очень сложно. Не раз посещали мысли бросить, потому что ну я просто не вывозила. Читаешь-читаешь, думаешь "Что здесь творится вообще и как это понимать?" и все равно не вывозишь, но и не бросаешь, ибо принцип, книга ведь должна быть прочитана.

Я не получила удовольствия от книги только по той причине, что для меня она оказалась какой-то слишком множественной. На мой взгляд, тут есть скрытое дно, и оно явно не одно, но я так и не смогла до них добраться и разгадать. А интересно ведь тогда, когда понятно, или когда хотя бы есть намеки на понимание - в любом случае, когда твоя мысль движется. К сожалению, с "Жестяным барабаном" у меня этого не произошло. Мои мысли пытались двигаться, но только в хаосе сумасшедше разбегались по разным сторонам, крича о помощи. А если же судить книгу только по поверхностно открытому смыслу, то так вообще никакого резона нет, интереса нет, и многие происходящие события покажутся абсолютным бредом. Даже не многие, а практически все.

Но все же нет плохого без хорошего. Некоторые части мне было приятно и интересно читать. В большей степени во второй половине книги, когда Оскар, вечный трехлетка, начинает внутренне взрослеть, живет самостоятельной жизнью. Тогда, кажется, и мысли его, рассказ обретают какую-то иную, более понятную, сторону. Даже читать становится чуточку легче. Но только чуточку, потому что это и правда было сложно. Непростой, удивительный стиль у Грасса. И, вроде, ничего сложного, все слова понятны и легки по отдельности, но когда складываешь воедино и пытаешься доискаться до истины - что тут сказано - встаешь в ступор. Немного путало в начале постоянное перескакивание с третьего лица на первое - то Оскар сказал, то я; то Оскар сделал, то я. И что это было - две грани личности? Способность смотреть на себя другим взглядом? Я до этого так и не дошла, как и до многого в этой книге. Она наверняка очень потрясающая своим смыслом, но для меня это оказалось сложным, запутанным и непонятным.

Сложно представить каких трудов стоила автору та лёгкость стиля, с которой он пишет об очень сложном и страшном времени. Гюнтер Грасс - удивительный человек, что не оставляет вопросов к тому, почему же он стал настоящим событием для своей страны. Удивительны не только его книги, но и сама жизнь, где он и писатель с Нобелевской премией, и скульптор, и художник, и общественно-политический активист, и умелый повар, и многодетный отец. Но таким он стал позже. А в "Луковице памяти" Грасс пронзительно и красочно рисует портрет "другого себя", из детства , юношества, и на пути к зрелости. Он периодически так абстрагируется от себя-мальчишки, что нельзя не прочувствовать идею двойничества, и для меня образ взрослого Грасса и его младшей версии действительно раздвоился.

Этот автобиографичный роман - "луковица" не только по названию, но и по форме и содержанию. Теперь любое взаимодействие с луком будет навевать целый ворох "грассовских" мыслей и образов, эпизодов романа. Луковица - это память, которая говорит правду только при чистке. Снимаешь слой за слоем, чтобы через болезненные слёзы добраться до сердцевины, а там отыскать и вернуть на место ребёнка. Ребёнка, которого так необходимо простить и утешить, но чью вину надо будет искупать всю последующую жизнь, с чьими ошибками надо будет считаться и ни за что нельзя забывать. Ничего уже не исправишь и никакие "если" уже не случатся, но несмотря ни на что нельзя открещиваться от прошлого, нельзя бояться мыслей, нужно всё вспоминать, не жалея себя. Вина не исчезает.

Утопаешь в мурашках, когда вместе с Грассом разглядываешь его маленькую версию - "мальчугана в коротких штанишках и гольфах, который постоянно корчит гримасы. Он уклоняется от вопросов, не хочет под суд... говорит: "Я же был ещё ребёнок, всего лишь ребёнок..." Утопаешь в мурашках и идёшь вслед за писателем, который продолжает чистить эту проклятую и неизбежную луковицу. А мальчишка довольствуется полусознанием или ложным знанием, не омрачён сомнениями, не задаёт лишних вопросов: "Тогдашнее молчание гулко звенит у меня в ушах". Он - "волчонок" из гитлерюгенда, юный нацист, бегущий от мещанского быта и семейных обязанностей, от тесноты и бедности. Ему кажется, что он бежит навстречу свободе и прекрасному будущему.

Но так рос художник Гюнтер Грасс, и его не было бы без нацистского прошлого, без войны, на которой все становятся убийцами, без не заданных вопросов и блуждания в тумане, без медленного узнавания всех ужасов, без чувства голода. Голод в романе раскрывается в самых различных преломлениях: не только голод по еде (книга полна описаний кулинарных шедевров и гастрономических пассажей, упоминается стихотворение Грасса "Холодец из свиной головы"), но и порабощающий сексуальный голод, а затем при утолении этих первичных потребностей ещё более глубокий и основательный - голод эстетический .

Показательно и то, что этот "луковичный" процесс воспоминаний - это не только про одного человека, это про всю страну, которая совершив преступления против человечества вынуждена и понимает обязательство не забывать и жить с виной по сей день. "О чувстве вины и стыда можно, как и о голоде, сказать, что оно гложет, постоянно гложет; только мой голод был временным, а вот чувство стыда..." Но суровый и плачущий от паров лука взгляд в прошлое, осознание, принятие и понимание пути искупления даёт силы идти вперёд. Тяжёлый и бесконечный путь в гору. Вот почему такой парень как Сизиф (по Камю) пришёлся в своё время Грассу по вкусу.

"Я признал осуждённого богами каторжника достойным поклонения новым святым, для которого абсурдность человеческого существования была столь же очевидной, как восход и закат солнца, и который сознаёт, что поднятый на вершину камень не останется там лежать. Герой по ту сторону сомнений и отчаянья. Человек, который счастлив оттого, что ему суждено катить в гору камень. Такой никогда не сдастся".

#БК_2018 (2. Книга, в названии которой есть что-то съедобное)

Что ощущает человек, который на самодельной пироге с одним веслом, пытается переплыть бескрайнее тягучее болото, где по какой-то немыслимой фантазии Творца водятся одновременно крокодилы, пираньи и спруты-убийцы? Одно неверное движение и ты тонешь, при этом ощущая зубы микро-рыбок, макси-рептилии и присоски головонога... И пока не грохнулся в странную желеобразную воду так и хочется повернуть назад, но тут в душе пловца вскипает жажда приключений и вопли "Житие мое", подразумевающие морской термин "Полный вперед".

Вот примерно в таком же ключе читается этот удивительный роман. Роман-кривое-зеркало. Роман, который как огр Шрек и лук - многослойный. Совершенно необычна подача повествования. Рассказчик, во-первых, все время путается и использует то первое лицо, то третье. Т.е. в одном предложении он говорит о себе как о "я" и тут же как о "Оскаре". На самом деле это аллегория, касающаяся внутренних слоев, но к ним мы еще вернемся. Во-вторых, он не говорит и не пишет, а выстукивает все на жестяном барабане. Все то, что нам нарисовали кириллицей, этот удивительный человек набарабанил какими-то словообразами.

Сюжет (прямой) не слишком и сложен: мальчик Оскар, насмотревшись на шведскую (в сексуальном смысле) семью своей мамы, на многоярусные юбки бабушки, на безумства соседей и былые заслуги дедушки, решает, что ничем не хуже Питера Пена. Он принимает решение не расти. При этом с трех лет он ежемесячно, а позднее и еженедельно меняет барабаны, так как предыдущий разбивает в хлам. И при этом его голос способен, словно у Джельсамино, разнести вдребезги самое закаленное в голосовых боях стекло... И дальше читатель проходит через жизнь парнишки вплоть до того момента, когда тот решит вернуться из Неверляндии... Хотя с таким странным сознанием как у Оскара что-то утверждать крайне сложно.

Но, я думаю, всем понятно, что просто из-за банальной фантасмагории Гюнтер Грасс не стал бы бумагу переводить. И вот тут мы окунаемся во вторые, третьи и десятые слои. Нужно обратить внимание на даты. Оскар перестает расти с приходом к власти в Германии Гитлера и его социал-националистического дерьма. А снова начинает расти после падения этого режима. Далее, очень ярко показана судьба родной мальчику Польши, точнее польского города Гданьск. А во всей эпопее с мамой, двумя отцами, бабушкой, барабаном и так далее каждый найдет свой собственный смыл. Могу поделиться что нашел я сам. Но предупреждаю, что это вполне возможно больная фантазия автора рецензии:
1. Бабушка и дед-поджигатель. Очень мне было похоже на миф о сотворении мира. Поэтому бабушка в аллегорической форме представляет Землю.
2. Соответственно мама - это родина на Земле.
3. Два ее любовника, каждый из который с одинаковой долей вероятности может быть отцом Оскара. Думаю, тут перетягивание каната между Берлином и Варшавой за управление Гданьском, т.е. родиной.
4. Сам Оскар, то есть его отказ становится взрослым в нацисткой Германии. Вероятно, это попытка показать, что дети видят все более трезво, чем многие взрослые, так как не озабочены кучей глупых забот.
5. Перескакивание с "я" на "Оскар". Понимаю как обобщение - таких "я" слишком много, чтобы говорить только об одном действующем лице. И при этом этот "Оскар" - каждый, кто живет (живет, видити и всё понимает) в период подобной диктатуры гитлеров, сталиных, пиночетов... Не стану упоминать современные фамилии, кому надо тот сам поймет.
6. Барабан. Точнее, многие сотни барабанов. Полагаю так показаны не только эмоции, нерв и тягости одной конкретной души поляка (на национальность намекает красно-белый цвет музыкального инструмента), но и само представление о миллионах сломанных судеб.

Хотя, повторюсь, я многое мог притянуть за уши. Одно точно - тут все ой как непросто. И читается, как я попытался намекнуть в первом абзаце, тоже непросто. Не один раз мне хотелось бросить. Не один раз я думал "Устал", "Опять его понесло" и "Какого черта"... Но некоторые кусочки, например, встречу с итальянской лилипуткой Розвитой, я перечитывал дважды - так зачаровующе это написано. И вообще, при всей сложности и нелегкости чтения, я постоянно чувствовал, что продираюсь (да, это не чтиво) сквозь книгу, которая по праву относится к серьезной и даже, пожалуй, к высокой литературе. Это образчик литературы именно как искусства.

«Я, Оскар, выражаю разрушенный образ человека, обвиняющего, вызывающего, вневременного и, однако же, выражающего все безумие именно нашего века».

«Жестяной барабан» сложно читать в моральном, эмоциональном плане. Но оно того стоит.

Мальчик по имени Оскар, очень необычный, странный, уникальный. Оскар в три года перестает расти. В три года мальчик получает красно-белый жестяной барабан. Он спутник, барабан сопровождает его на протяжении всей его жизни. Он помогает ему общаться с миром. Голос Оскара тоже необычен, невероятный сильный. Он странный, он уникальный.
Язык книги витиеватый, оригинальный, еще один способ донести смысл. Гротеск - инструмент романа? Скорее даже не инструмент, а роман и есть сплошной гротеск. Сюрреализм, нереальность происходящего постоянно ощущается, но в тоже время осознаешь, что это все реально, будто тебя вернули из сумбурного мира, облив холодной водой.

Впечатляет. Целое поколение Германии, судьба страны через судьбы отдельных граждан.

Смысл обложки дошел позже, когда прочла произведение. Мозг закипел, взорвался. Что-то нереальное, не укладывается.

Книга открывает тайны, доносит мысли, истины, но нужно быть терпеливым. Ждать, читать, обдумывать.
Роман сложный, невозможный, но его стоит читать.

#Муз1_3курс

Я ничего не слышала о скандале, разгоревшемся перед премьерой этой книги, а пока собиралась с силами ее прочесть, Гюнтер Грасс взял да и помер. Однако.

Для меня этот автобиографичный роман ознаменовал открытие личности талантливого скульптора, иллюстратора, поэта и прозаика, позволил с ним рука об руку пройти часть пути его творческих мук и утоления "третьего голода" - тяги к искусству. И пусть луковица памяти Грасса уже порядочно подгнила (на восьмом десятке то!), некоторая путаница не во вред художественности. "Чем старше я становлюсь, тем ненадежнее делается костыль под названием "хронология", - неплохое заявление для автобиографии.

Среди прочего в романе Грасс объясняет откуда пришли идеи его предыдущих произведений, вызывая к сравнению "Жить, чтобы рассказывать о жизни", но в отличии от финального романа Маркеса, "Луковица памяти" мне более приятна, ее читая не страдаешь, а обретаешь. У Грасса легкая рука и крепкая хватка!

Причиной срача и раздора в мировом литературном и около него сообществе стал эпизод о вступлении шестнадцатилетнего Гюнтера в ряды подразделений СС. Подробности и факты вы можете легко найти в многочисленных рецензиях и монографиях о жизни автора, но сводить обсуждение книги к одному факту абсурдно, а жертв политической неграмотности и политпропаганды и среди нас достаточно, каждый поди хоть в жизни раз голосовал за ЕР.

Грасс на фоне страшных обгорелых декораций описывает путь преследования музы. И в тесной коморке с буржуйкой, и на двухэтажных нарах, и на земляных полах лагерей военнопленных, ведомый своим неутолимым третьим голодом, неизменно "остаюсь полон образов". И эту фонтанирующую в нем созидательную силу Грасс выплескивает, кажется, во всем, чем может: то в глине, то угольными мелками на бумаге, или опять же на бумаге, но уже чернильным пером, пишущей машинкой, в его списке значатся даже надгробия, подделки известных скульпторов, рекламные буклеты и даже музицирование на стиральной доске в джаз-бэнде.

Не хотелось бы, чтобы эту книгу воспринимали, как очередное письменное покаяние бывшего наци. Ведь сейчас так популярны книги по личностному росту и истории успеха, так вот вам и отличный образец жизненного пути достойного человека.
И пусть дивиденды с продаж идут многочисленным внукам маэстро.

Об этой удивительной книге я узнала после просмотра одноименного фильма, который, кстати, я тоже бы посоветовала к просмотру.
Читала я ее взахлеб, можно сказать, давясь от жадности) Очень она многогранная, интересная, волнующая.
Тонкие ниточки хитросплетенного сюжета с каждой главой превращаются в огромное цветное полотно. Да, Оскар очень своеобразный персонаж, сам стиль автора, неоднозначность поднятых вопросов, зыбкость морали, - и при всем при этом, ты в голове у главного героя, все!
Это потрясающее авторское умение: затащить тебя в голову главного героя, наделить этого самого героя весьма скверным характером и таким макаром "подружить" читателя с персонажем, да так сильно, что в какой-то момент этот самый читатель обнаруживает себя среди первых рядов сочувствующих и сопереживающих...
Но все-таки, это книга не для всех, не каждый ее... примет. Я рада, что я оказалась в этих самых "первых рядах".