Томас Манн цитаты из книг

Лучше у нас не болеть, все равно никто не обратит внимания. Это давнишняя теория, напоследок и ты с ней столкнешься. Когда я приехал, здесь была одна дама, она целую неделю хваталась за ухо и жаловалась на боль; наконец Беренс посмотрел ей ухо. «Можете совершенно не беспокоиться, – сказал он, – это не туберкулез».

Тут он увидел двух бородатых мужчин с топорами на плече, идущих ему навстречу; подойдя ближе, они стали прощаться. «Ну, счастливо и большое спасибо», – сказал один из них другому низким звучным голосом, переложил топор на другое плечо и, похрустывая иглами, начал без дороги спускаться между елями в долину.

– Русские вечно ездят кататься, – сказал Иоахим Гансу Касторпу

покачивая головой, он временами закрывал глаза, не заботясь о том, что спутники ничего не понимают. Видимо, для него было важно самому насладиться богатствами своей памяти и своего произношения и раскрыть их перед слушателями. Наконец он проговорил:
– Но вы же ничего не понимаете, вы слышите только звуки, а их мучительного смысла не улавливаете.

Видишь ли, когда у человека есть хорошая сигара – конечно, если она хорошо тянется и сбоку не проходит воздух, это очень раздражает, – если есть такая сигара, то уже ничего не страшно, тебе в буквальном смысле слова ничто не может угрожать.

Ведь человек всегда может очутиться в тяжелом положении… Ну допустим, пошатнулись бы мои дела… но пока у меня есть сигара – я все выдержу, уверен… она поможет мне справиться.

Не понимаю, как это можно! Ты лишаешь себя, так сказать, одного из лучших благ существования и уж во всяком случае огромного удовольствия! Когда я просыпаюсь, то заранее радуюсь, что вот в течение дня буду курить, и когда ем, тоже радуюсь; по правде говоря, я и ем-то лишь ради того, чтобы затем покурить… Ну, это я, конечно, преувеличиваю.

По-настоящему страшны именно те несчастные случаи, в которых никто не повинен.

Ибо дух, Клаус-Генрих, дух – это церемониймейстер, который неумолимо настаивает на соблюдении достоинства, больше того – он, собственно, создает достоинство, он исконный враг и благородный противник всяческого гуманного мещанства.

В наши дни надо сдерживать потребность души в преклонении. Где оно – великое? Разве его найдешь! Кроме величия и предназначения есть то, что я называю высоким, – избранные <...> формы существования, к которым надо относиться с бережной нежностью. Великое отличается силой, оно ходит в ботфортах, не нуждаясь в благоговейном культе. Но высокое трогает душу, это самое трогательное, что есть на земле.