Странно, думал я, отпрыгивая от несшегося по бордюру потока воды, как все может измениться за каких-нибудь несколько часов – или, вернее, как странно, что в настоящем может застрять такой яркий осколок прошлого, разбитый, разломанный, но так и не сгинувший до конца.
Запомни, на самом деле мы трудимся для того, кто будет реставрировать этот предмет [мебели] лет через сто. Это на него мы хотим произвести впечатление.
А случалось ли ей когда-нибудь смотреть на себя будто со стороны, как это часто бывало со мной, словно бы взрывом мои тело и душу разметало по двум разъединенным сущностям, которые так и застыли в двух метрах друг от друга?
... когда я думаю о тебе, то кажется, будто ты ушел на корабле в море – уплыл в чужестранную яркость, где нет никаких дорог, а есть только звезды и небо.
“Когда тоскуешь по дому, – сказал он, – просто взгляни на небо. Потому что, куда бы ты ни поехала, луна везде – одна и та же”. [...] в общем, даже сейчас, в Нью-Йорке, вижу полную луну – и будто это он говорит мне, что не надо глядеть в прошлое, не надо ни о чем жалеть, – что дом там, где я…
– Ээээ, мы тут в Америке женщин не бьем. Он оскалился, сплюнул яблочное зернышко. – Конечно, нет. Американцы просто нападают на страны поменьше, которые расходятся с ними во взглядах.
Стоило только мне подумать о судьбах этих почтенных старинных комодов и секретеров, о судьбах куда более долгих и тихих, чем человеческие, и я проваливался в покой, будто камень в глубокие воды, да так, что, когда пора было уходить, я, ошеломленно моргая, выходил в грохот Шестой и с трудом вспоминал, где нахожусь.