Из глубин горя Андреу вырвалось невольное рыдание, и ему хотелось объяснить этой неподвижной кучке пешеходов и привлеченным любопытством летучим мышам, что умирать смертью убийцы - слишком страшное унижение, что перед их жадными глазами предстанет зрелище глубоко непристойное, ведь смерть - это дело личное, и справлять его пристало вдали от посторонних глаз...
Дождь на заре всегда идет тише; он не хочет тревожить пробуждающийся мир и моросит ласково и неспешно. А еще говорят, что он не шумит, потому что на заре очень подходящее время для смерти; а то зачем бы было стольким людям умирать именно в этот час. На заре род людской истекает кровью.
Андреу уже казалось, что существуют какие-то таинственные "они": неопределенная и опасная группа людей, обладавших достаточной властью, чтобы решать, кто должен умереть, а кто может жить дальше; кого необходимо изолировать от всех остальных, а кто имеет право на свободу...
Кому были открыты все пути, так это губернаторам: получив назначение, они либо являлись со своим собственным гаремом, либо воинственно вступали в действие. Их шествие обычно было триумфальным: многим баронессам, сеньорам, графиням и маркизам пришлось раздвинуть ноги по прибытии высокопоставленного члена, чаще всего уже достаточно обветшалого.