Попытка выявить закономерность в расположении стеллажей окончилась бы крахом. Эти строения были установлены на площади так, будто их выбросило туда морской волной.
Всё ушло, вместе с передержанной кровью старого мира, высосанной хлебом. Кровь, заражённая знанием. Кровь, довлеющая мысли. Эта кровь будет питать дряхлеющий мир, влачащийся по дороге в небытие.
Алексей было упрекнул меня, что опрометчиво красть вешалку для шапок, не имея приличной шапки, но я нашёлся ответить, что если человеческую голову дозволено носить на шее не для ума, то и обладать вешалкой, не имея шапки, позволено тем паче.
Каменные жернова перемалывали субстанцию мира — память, заключённую в холоде тёмной воды. Деревья и кустарники, булыжники и звери, облака и шорох травы — всё было перемолото и загрязнено пылью бритвенно-острых частиц.
Я видел свет, производимый особыми больничными лампами, налипшими на пыльные потолки, осыпающиеся известковой пылью на вспотевшие головы лихорадочных. Этот свет наполнен звонким электрическим писком, он создан отвлекать от чтения и письма. Он разрыхляет мысли и делает их пригодными только для скольжения по стенам, вымазанным грязной краской цвета гноя.