Люди были настолько циркулярны; они проживали одни и те же медленные циклы радости и страдания снова и снова, никогда ничему не учась. Каждый урок во вселенной должен был быть преподан биллионы раз и так никогда и не отложиться
Это было не совсем верное слово, но и не сказать, чтобы совсем неверное. Блу нравилась его вежливость. Она казалась совсем не такой, как вежливость Гэнси. Когда Гэнси держался вежливо, это придавало ему силы и властности. Адам же своим вежливым поведением делился силой.
Прошлое было чем-то, что случилось с его другой версией, версией, которая могла быть освещена и выброшена. А потом бутылка приземлилась в водительское окно Митсубиши. Как будто не было никакой жидкости, только огонь. Пламя хлынуло на сидение, словно живое существо. <...> Ронан задержал дыхание.
Любопытная штука произошла, когда бутылка покинула руку Ронана. Пока она рисовала огненно-оранжевую дугу своего следа в воздухе, Ронан чувствовал, будто швырнул своё сердце. Произошёл разрыв, когда он отпустил её. И жар, заполняющий его тело, выливался через дыру, которую он проделал. Но теперь он мог дышать, теперь было место в его внезапно лёгкой груди.
– Боже правый, сказал Гэнси. Блу бодро выплюнула ему на ноги полный рот воды. Это намочило ткань над пальцами его ног. – Боже правый, сказал Гэнси. – Теперь это точно лодочные туфли, – ответила она.
– Ты просто собирался там стоять? – Ага, – ответил Адам. – Скромно для тебя, – заметил Гэнси. В ответе Адама не было горячности. – Я не могу справиться с его демонами.
Захват Гэнси был крепким, а его лицо в двух дюймах от лица Ронана не выражало веселья. Его взгляд одновременно светился молодостью и опытом. Больше опытом, чем молодостью.