Павел Григорьевич Ольховский

Надо сказать, читать эту книгу я начинала уже с предубеждением. Видела отрывок, знала, что и выпускники школы им. Достоевского, и сами авторы видели и признавали это сочинение клеветой. Главным образом, против директора школы - Сороки-Росинского.

Но я была удивлена поначалу. И до середины книги продолжала удивляться. Да, пренебрежительно (даже имена исключительно с уменьшительными, но отнюдь не ласкательными суффиксами - Иошка, Сашка и т.д.), да, с попытками иронизировать (неудачными, получилось только злобствование), но в целом ровненько и довольно серенько.

А самое главное - в этом ровненьком и сереньком нет-нет, да и мелькала правда, что заставляло улыбаться. Авторы-то писали, кажется, впервые, это видно, поэтому их "халдеи" почему-то пользуются уважением у шкидцев, сами "задрыги"-шкидцы на даче летом самостоятельно готовятся к экзаменам в техникумы. Чудно.

Но вот где-то с середины книги начинается такая гадость, что только держись. Причём резкость перехода к ней напоминает тот самый шкидский всеобщий психоз, который накрывал временами всю школу, валом и без предупреждения. Авторы спокойно описывают убийство ребятами кошки (потом так же спокойно опишут наблюдение за почти утонувшем парнем). И тут словно подменяют школу.

И в первую голову выходит бешеная, какая-то просто науськанная лайня (простите, другого слова не подберу) на Сороку-Росинского, директора ШКиДы (Викниксора). Из сильного волевого живого, и при этом взрывного и не лишённого жёсткости, педагога он превращается в какого-то неуравновешенного психопата, избивающего воспитанников, вышвыривающего их из школы, лгущего и подличающего, мгновенно потом разваливающегося чуть не на глазах. Авторы даже пожалеть его призывать наглости набираются. На этом фоне школа "разваливается".
Удивительно, но среди наговоров Ольховский и Евстафьев упоминают и реальные причины закрытия школы (давление системы, резкое недовольство подходом Сороки-Росинского, пытающегося вырастить из парней людей, чего-то хотящих от будущего, а не просто рабочих-роботов, наплыв в школу ребят, к такому подходу не готовых, а присланных всевозможными контролирующими органами и просто не желающих ни учиться, ни жизнь свою менять).

Апофеозом становится финал. Отвратительный, гадкий и мерзкий. Пытаясь отползти назад, откреститься от клеветы, охаять школу, которая вывела тебя с улицы и тюрьмы в другую жизнь, охаять учителей, которые смогли научить и голову на место поставить, и почему? Потому что это не советская школа, это "последняя гимназия", пережиток прошлого. Это из-за выбивающихся из сил учителей и директора "способные и развитые ребята" попадали в тюрьму. Серьёзно? А не потому ли они туда попадали, что им воровать хотелось и пить, нет? А те, кто встал на ноги, хочется спросить авторов? А они, ответят нам авторы, просто сильные и волевые. И вовсе не школа им помогла, и себя при том ведь имеют в виду. И совсем под занавес - удар под дых. Наши чудные авторы, ратующие за гуманность и какой-то иной (какой - они не уточняют) подход к воспитаникам, громко заключают, что стране и "нам" (кому - нам, опять же не уточняется) надо "больше тянуться вперед к работе, чтобы если не гении выходили, не писатели, режиссеры, учителя, — выходили столяры, плотники, переплетчики — выправившиеся люди."

И ведь эту книгу страстно отстаивали критики. До того доходили, что называли "обратной стороной медали", "горькой правдой" в противовес "детской акварельке" повести Белых и Панелеева. Это странно, потому что "Республика ШКИД" - вовсе не идеалистическая штука, а честная, и часто очень грустная. Там много таких моментов, которые покруче будут наветов Ольховского. Но почему читается она совсем иначе?

Тут к месту комментарий, виденный ещё на дайри, о сравнении "Республики ШКИД" и "Последней гимназии" - смотря чьими глазами смотреть.

Вот и показывают нам эти книжки простейшую вещь - кто-то меняться рад и ценит помощь, а кто-то наберёт полной горстью и охаит.