Говорят, что при жизни Лев Толстой отечески любил и признавал только двух писателей - Антона Чехова и Всеволода Гаршина. Именно второй пришелся Толстому по душе своей невероятной простотой и открытостью, да и писателем-то он себя никогда не считал, скорее так - «немножко».
Довольно тривиальная фраза: «В школе учат анализировать творчество алкоголиков, сумасшедших и самоубийц» подходит к Всеволоду Гаршину. Писатель при жизни страдал сильнейшими и продолжительными психозами, и парадокс заключался в том, что после тяжелейших припадков, Гаршин в деталях помнил о содеянном, впоследствии чего безмерно мучился от угрызений совести. Поэтому «Красный цветок» во многом автобиографичен. Подробно описанная в рассказе тема пристанища для душевнобольных, их лечения и содержания буквально «родная» для писателя. Возможно даже предположить, что из этого личного опыта выросла в дальнейшем уже Чеховская «Палата N6».
Символику «Красного цветка», а именно трагедию героя в желании истерзать и уничтожить цветы красного мака, можно трактовать по-разному. С точки зрения психологии, это своего рода фиксация на предмете в припадке маниакально-депрессивного психоза, концентрированная ассоциация зла, насилия и боли в образе красного цвета. Можно рассуждать о маке как о символе смерти, весьма актуальный вопрос того времени это, безусловно, зависимость от опиума и морфия, которые синтезировали из сока мака. На мой взгляд, возможно так же упомянуть о борьбе с мнимым врагом, подразумевая под этим упадок народничества и начало реакционной деятельности в России 1880х. Однако мне бы хотелось порассуждать о другом, о смысле «единоборства», единоличной борьбы и личностного героизма.
Больной «Красного цветка» как и «Attalea Princeps» Гаршина – это «один против всех», сознательная жертва истории и дань жестокому веку. Но нужна ли она? В особенности, если эта жертва не только не признана и не оценена, но еще и осмеяна и опошлена? Если ее цель эмоциональная встряска, то не слишком ли высокая цена за нее жизнь?