Виктор Лопатников рецензии на книги
Большинство книг из серии «Жизнь замечательных людей», которые мне довелось прочесть, и в которых речь шла о личностях древнего мира и средних веков, представляют из себя срез исторического периода с вкраплениями информации о герое исследования. Так было с величайшими русскими святыми — Сергием Радонежским, Серафимом Саровским, Саввой Сторожевским — так же получилось с государственным деятелем Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным. Даже больше, Ордин-Нащокин хоть сколько-то заметно появился в повествовании лишь спустя примерно треть от объёма всей книги. Конечно, это объяснимо. Документов мало, источники информации не всегда надёжны. Тем более, благодаря постоянной русской турбулентности документы и архивы многократно терпели величайший урон от рук современников и потомков.
Книгу об Ордине-Нащокине я захотел прочесть, так как думал, что основная его заслуга — это создание первой в России почтовой службы. Я был неправ. Этот государственный деятель Великой России сделал для моей Родины гораздо больше. Он был (так, на быструю вскидку) — первый настоящий дипломат, проведший массу продуктивных для страны переговоров, первый настоящий экономист, попытавшийся перестроить политику наполнения государственной казны, талантливый военный управленец, человек, возможно, определивший современный государственный флаг, в конце концов, создатель первого в России цветочного сада.
Его роль в развитии Российской империи могла быть намного более продуктивной, если бы не доминировавшее во времена после великой Смуты строго сословные и местнические принципы в системе государственного управления при слабохарактерном и не слишком умном, по всей видимости, царе. Вот при Петре I, наследнике царя Алексея Михайловича, «худородный» Ордин-Нащокин точно проявил бы себя ещё более ярко и мощно.
Ордин-Нащокин был проводником идеи сближения с Европой, но разумного, а не механистического подражания. Сближения с переработкой опыта Европы в Российских реалиях вместо слепого и неумелого копирования. В те времена, до Петровского правления, это было невозможно. Скорее всего, на мою большую симпатию к герою книги влияет то, что я придерживаюсь похожих воззрений на открытость страны. Россия, будучи не просто отдельным континентом, но даже отдельным миром внутри нашего мира, не может быть одной из, одной в ряду. Поэтому приемлемо сотрудничать в науке, культуре, торговле, каких-то иных отраслях, но в области стратегического государственного строительства, в области безопасности гораздо разумнее держаться от замечательных, просвещённых «друзей» подальше.
Мой интерес к книге был тем большим, что Смута — это, образно, почти 90-е моей жизни, а время после Смуты — это, пожалуй, конец 90-х и начало 00-х. К сожалению, условные 90-е многократно повторялись в истории величайшей страны, и нет никаких оснований предполагать, что такие же времена не наступят вновь когда-нибудь в будущем (тем более, что многие извне и изнутри премного тому способствуют). Чтение книги, может быть, позволит кому-то переосмыслить свои сегодняшние убеждения.
