Стефан Цвейг рецензии на книги - страница 11

Оригинальная по строению, захватывающая и драматичная новелла содержит в себе истории двух шахматных противников. Они совершенно противоположны по характерам, воспитанию, происхождению, и так по-разному подошли к решающей встрече.

Новелла напомнила одновременно два моих любимых произведения «Защита Лужина» В.Набокова и «Амок» С.Цвейга же.

С первым роднят некоторые характеристики главного героя, особенно его детство и отрешенность от внешнего мира. Со вторым особая неповторимая атмосфера der grosse Passagierdampfer (большого пассажирского парохода), где люди как в космосе оторваны от земли и своей прежней жизни, встречаются случайные попутчики, открываются тайны, разворачиваются драмы.

Если Лужин Набокова завуалированно, художественными приемами, постепенно преподносится читателю как гений со странностями, то Цвейг достаточно прямолинейно описывает ограниченность и дефекты личности шахматного чемпиона и нервное расстройство его соперника, называя терминами «мономания» и «шахматное отравление» (Итог в восприятии одинаковый, интересны способы достижения результата у разных авторов).

Впервые здесь встретила способ пыток, применяемых гестапо к избранным, «нужным» людям: длительная, абсолютная изоляция во вполне человеческих условиях, в данном случае в номере отеля, когда человек лишен не только общения, но и любой пищи для мозга – чтения, письма и т.д. Тут-то главная драма и разворачивается – доктора Б. шахматы спасают, а в дальнейшем сводят с ума.

Читала эту небольшую новеллу долго, в трёх вариантах: оригинал, адаптированный вариант и красивый перевод. И могу с уверенностью сказать, что она заслуживает потраченного времени.

Ставлю эту книгу в один ряд с лучшими серьезными повестями и романами о любви, прочитанными мной – с «Гранатовым браслетом» и «Поединком» Куприна, «Дуэлью» Чехова, «Княжной Мери», «Крейцеровой сонатой», «Дорогой перемен» Йейтса, и «Презрением» Моравиа (перечисляю здесь только те вещи, в которых можно – с большими или меньшими натяжками – отыскать нечто общее с романом Цвейга). В «Нетерпении сердца», как и в большинстве из перечисленных книг, читатель наблюдает за развитием событий глазами мужчины-рассказчика, принимающего в них деятельное участие. О том, что на уме у женщины, и что стоит за ее словами и поступками, и ГГ, и читатель могут только догадываться. Читатель может принимать или спорить с умозаключениями ГГ. (Читатель также волен по-своему отвечать на вопросы: «Что было бы, если бы события приняли совсем другой оборот? Что сталось бы с этой парой через 5-10 лет?»)
Что меня зацепило, когда я читал этот роман, - это возможность наблюдения за тем, как гордость и эгоизм препятствуют наведению мостов между двумя личностями, как пилы жалости к себе, обидчивости, вздорности, непоследовательности, мелочной мстительности, страха перед мнением посторонних, «святой лжи» во имя сострадания неустанно подтачивают уже установленные в речное дно сваи.
Книга читается удивительно легко, благодаря мастерскому переводу Н.Бунина. Чтение заняло у меня много времени из-за того, что я постоянно отвлекался на другие книги и развлечения. Но я успел прочитать этот роман уже дважды: в первый раз без, во второй – с карандашом в руках. Перипетии сюжета показались мне жизненными и правдоподобными. Развенчание пацифистских иллюзий, мысли о «всеобщем раболепстве», о дефиците «личного мужества», о коварстве властей и милитаристской пропаганды, об ответственности и о многом другом, высказанные Цвейгом, сохраняют актуальность и сегодня. Помимо главных действующих лиц, Антона и Эдит, роман запомнился еще мастерскими портретами фон Кекешфальвы, отца Эдит, и супружеской четы, д-ра Кондора и Клары. Запомнился и - и будет еще долго манить меня вернуться к его неразбитым на главы страницам.

Венский вальс под музыку Цвейга.

Пытаюсь привить себе новую привычку: перед тем, как еду в какой-нибудь город, ищу писателя, который мне про него расскажет интересненькое. Это практично, потому что:

1) есть, что добавить в свой туристический маршрут
2) помогает прочувствовать атмосферу и понять, как этот город стал таким (особенно, если писатель жил давно)
3) чувствуешь себя уникальным, ведь я знаю то, чего не знают остальные туристы
Вена в этом плане предоставляет небольшой выбор. Цвейг, без сомнения, один из самых известных писателей, родом отсюда. Больше я не нашёл.

ВАЖНО: Эта рецензия посвящена не всей книге, а той части, где Цвейг пишет о Вене. Смотрим на город через призму Цвейга или на Цвейга через призму города.

Итак, мое путешествие в Вену в этом году началось с первой страницы романа «Вчерашний мир». Автобиография? хм... прекрасно! там наверняка найдутся сказочные воспоминания о Вене. И я попал прямо в цель...

Акт 1. Идиллия

В самолете Цвейг рассказал мне про свою молодость в Вене. Город высокой культуры и интеллигенции. Тут каждый гражданин был заядлым театралом и преданным слушателем. Бургтеатр, Венская опера обрастали очередями. О Первой мировой войне еще слыхом не слыхивали. Культура торжествовала над политикой. Дети сбегали с уроков, чтобы купить билеты на премьеру, а по ночам при свечах читали еще никому неизвестных поэтов: Валери, Гофмасталь, Рильке.

Актеры Бургтеатра были схожи с современными футболистами. Зрители хотели походить на них: так же одеваться, так же говорить, так же ходить.

«Премьер-министр, богатейший магнат могли ходить по улицам Вены, не привлекая к себе ничьего внимания; но придворного актёра, оперную певицу узнавали любая продавщица и кучер».

Как много такие детали говорят о народе! Вспоминается Испания, где с трепетом папарацци следят за жизнью тореадоров, а в США не дают прохода голливудским актерам.

Как вы поняли, молодость Цвейга пришлась на расцвет империи и самого города.

«Город рос, словно дерево, наращивая кольцо за кольцом; а вместо древнего крепостного вала самое срединное, самое главное ядро опоясывала Рингштрассе с ее парадными зданиями».

От себя скажу, что это величие никуда не пропало. Город пережил две войны со всеми последствиями. Но каждая улица тут (не только Рингштрассе) дышит культурой – речь не о потрескавшихся монументах, а о живых архитектурных ансамблях.
Величественной Венской опере некогда покрываться пылью. Тут постоянно проходят выступления. В 1945 американская авиация сбросила на нее две бомбы (непонятно зачем). Но она сохранила свой облик и сегодня. И это одна из немногих опер, где исполнители поют без микрофона.

И своему расцвету Вена обязана евреям. Так считал Цвейг. В конце XIX века в Европе разрастался огромный социальный пласт еврейской интеллигенции, который двигал культуру. Они пришли на смену исконно австрийской культуре, переживавшей упадок.

Так ли это? Не знаю. Но я нашел одну подоплеку. Роман написан в 1941 году – гонения на евреев на территории Рейха достигли апогея. Так что высказывание Цвейга может быть молчаливым протестом против жестокостей СС.

«Когда в антисемитские времена один-единственный раз попытались основать так называемый «национальный» театр, то не нашлось ни авторов, ни актеров, ни публики; через несколько месяцев «национальный театр» с треском провалился».

Акт 2. Шапкозакидательство!

Насколько прекрасно все было в первой части, настолько жуткие картины нарисовал Цвейг в следующей.

Оказывается, от высокого интеллигента до узколобого патриота один шаг. Хотя нужно ли читать Цвейга, чтобы понять это? После объявления войны в 1914 г. Цвейг пишет, что Австрия заполнилась патриотически настроенными фанатиками. И знаете…

«В ту пору, когда пропаганда в мирное время еще не успела себя дискредитировать, люди, несмотря на нескончаемые разочарования, еще считали, что все, что напечатано, правда… На магазинах должны были исчезнуть английские, французские надписи, даже монастырь "К ангельским девам" вынужден был переменить название, потому что народ негодовал, не подозревая, что "ангельские" предполагало ангелов, а не англосаксов. Наивные деловые люди наклеивали на конверты марки со словами "Господь, покарай Англию!"»

Жалко, что наклейки на машины тогда еще не ввели в оборот.

А вообще особенность Цвейга в том, что он смотрел на свой родной край через призму культурной жизни. Поэтому, когда в романе меняется облик города - меняются поэты, писателей, художники и музыканты.

Теперь вместо высокого слога – появляется военный ритм. В качестве примера Цвейг приводит «Гимн Ненависти к Англии». Каждый австриец в годы войны знал это произведение наизусть. А после войны отрекся и выкинул его со стыдом вместе с его автором.
Как драматично поменялось лицо города за какие-нибудь 15 лет.

Цвейг не поддержал своих соотечественников, чем стал изгоем в своей родной стране. И отсюда начинается рассказ угасающего человека. Видно, как он был привязан к родной земле. В других странах он всегда чувствовал себя изгоем, что и поставило в итоге точку в его нелегкой судьбе.

Акт 3. Мракобесие.

Самое печальное, что Цвейгу так и не было суждено увидеть конец всему этому хаосу. И тут уже понятно, что Хэппи Энда не будет.

Следующий путь Австрии, Германии и Венгрии похож на путь Данте и Вергилия, который петлял от одного круга к другому:

«Даже Рим Светония не знал таких оргий, как бал извращенцев в Берлине, где сотни мужчин, наряженных женщинами, танцевали под благосклонными взглядами полиции. В крушении всех ценностей было какое-то безумие. Юные девочки хвастались своей распущенностью; достичь шестнадцати лет и быть под подозрением в девственности было постыдно».

Цвейг ждал, что все это закончится, и он сможет жить в той Вене, где был еще ребенком. Вена должна найти путь, но…

Акт 4. Прощание с Веной.

…Цвейг никогда этого не увидит. Решение пришло в образе другого известного австрийца, который выпотрошил Европу, чтобы избавиться от всех полукровок.

И Стефану Цвейгу пришлось покинуть свою страну. Следующие главы – это подробное описание того, как умирает человек в тоске по родине. Он был в разных странах – в Англии, США, Бразилии, но так и не нашел покоя в дали от родных австрийских гор. Наверное, когда Цвейг писал последние строки к этой книге, он уже знал, что последнюю точку поставит не на бумаге.

Он покончил жизнь самоубийством в 1942 году в Бразилии, выпив вместе со своей женой смертельную дозу снотворного.

#БК_2017 (Книга, в названии которой есть цифра)

Красивейшее, чувственное, трогательное и до обидного актуальное произведение.
Я не знаю, как это случается, но в последнее время, каждая книга, что я беру в руки, невероятно подходит мне в тот момент, в который я ее читаю. Кажется, что прямо про меня. Наверное, даже год назад, она была бы менее подходящей именно мне.
Эта прекрасная история рассказывает нам о женщине, испытавшей невероятнейшие эмоции за такой небольшой срок, как 24 часа. Всего сутки смогли раз и навсегда изменить жизнь этой женщины. Эта книга говорит нам о том, что за 24 часа можно нарушить все свои принципы, испытать невероятные чувства, по истине разносторонние и противоречивые, решиться на невообразимое и испытать сильнейшее разочарование, что встряхнет весь ваш мир.
История этой женщины началась с того, что жизнь ее была настолько спокойной и размеренной, какой стала и после этих чарующих двадцати четырех часов. Но эти события, терзавшие ее всю жизнь, не давали ей покоя. Пока она не встретила молодого человека, которому смогла выговориться и успокоить свою душу.
Эта история о том, что помимо привычной всем любви, есть и другие чувства. Здесь описаны волшебное чувство "спасителя", когда влюбляешься не столько в человека, сколько в идею его спасения. Но к сожалению, не всех можно спасти, более того, большинство спасти не выйдет. И с вами останется лишь ваша "идея спасения". Очень часто женщины влюбляются в эту идею, касательно своих горе-мужей, мечтая и веря, что их любовь заставит мужчину например бросить пить или еще чего похуже. Поэтому я и считаю эту книгу актуальной даже в современном мире, особенно в современном мире. Ведь что-то заставляет женщин жить с теми, кто их бьет, обворовывает и так далее. Лично для меня эта книга стала особенно болезненной. Я читала ее в тот момент, когда только рассталась с молодым человеком, с которым встречалась более трех лет. Этот человек не был серьезным, а я верила очень долго, что он сможет измениться. Но Стефан Цвейг дал мне ответ на все мои вопросы. Не все люди меняются.

#флешмоб_Стометровка
Небольшая новелла описывает вынужденные каникулы 12-летнего мальчика и произошедшие за это время события: его жестокие (благодаря взрослым) открытия и потерю максимализма, который был приобретен во время детской беззаботной жизни. Мальчик хотел повзрослеть, хотел любви и внимания. Однако, как оказалось, расставание с детством-это не внешние атрибуты, не беседы, прогулки и солидные друзья. Это ревность, разочарование, чувство растерянности и множество вопросов, на которые никто не даст ответа. Основным, очень болезненным, уроком для Эдгара стала дружба, в которую он кинулся со всей чистотой своей скучающей и жаждущей внимания и тепла души. А затем осознание того, что "дружба" эта была средством достижения неведомой ему цели, полной какой-то подлости и опасности.
Попытка приблизиться к "тайне" закончилась провалом, он так и не узнал, что так тщательно скрывают взрослые.Так и не поняв, чего хотел от его матери барон, он почувствовал главное- мать не враг, она его любит, что бы не случилось между ними, они всё равно остаются самыми близкими людьми на свете. Научился ценить домашнее тепло, участие родных и свою защищенность. Познав на несколько часов свободу, он растерялся и испугался, поспешил обратно в свой безопасный мир.

" - Вы посланы мне ботом, я возблагодарил его."

Именно так выглядит эта фраза в наших электронных книгах и это очень правильная опечатка. Наслаждаясь красочным языком Стефана Цвейга, непередаваемой эмоциональной наполненностью произведений, бурею страстей - можно только биться головой, осознавая полную идиотичность сюжетов. Человеку практическому противопоказано примерять буквально подобные ситуации на самого себя. Можно только порадоваться за дедушку Фрейда, находившего в Цвейге неиссякаемый источник для тренировок своей чудо-логики, очень ценного подопытного кролика. Можно было стать папой всея психоанализа только на основании исследования одних лишь неврозов Стефана Цвейга.

И вот, еще одна новелла, желающая довести до читателя мысль о женской безответственности, вызванной неожиданным жизненным впечатлением. Именно так сформулировал эту мысль автор при помощи Зигмунда Фрейда (со слов последнего). После чего сам уже Фрейд нарыл в этой новелле и общемужское, благодаря своей способности находить у всех и каждого отклонения, связанные с извращенным сексуальным влечением в детстве, юности и старости. Современный человек без сомнения может соглашаться с выводами Фрейда, если не собирается копаться в том, что и как его к этим выводам привело. Произведение действительно о сиюминутной спонтанности, необязательно женской, и о кажущейся нелогичности. Но именно логика помогает нам порою совершать абсолютно безумные поступки, ибо мы понимаем, что это важно конкретно для нашей порывистой натуры. Для всех тех, кто не может жить в однообразном течении времени. Канатоходец Валенда сказал: "Я живу только на канате. Остальное время жду подъема". Порою 24 часа бывают важнее ста лет дальнейшего существования.

Любую историю Стефана Цвейга можно описать несколькими короткими фразами, а все остальное - результат неуемной фантазии и дичайшего проявления эмоций. В "24 часа из жизни женщины" 42-летняя дама сама нашла себе в казино больного игроманией мальчика и попыталась его спасти, используя деньги, свою непреклонную волю и даже религиозный страх. История эта настолько банальна, насколько мастер-автор слепил из нее мощное эмоциональное и даже философское повествование.

Доктор Фрейд наверняка бы узрел в желании женщины постоянно наблюдать за мужскими пальцами что-то связанное с подспудным желанием видеть в этих пальцах форму мужских половых органов, но об этом ничего сам не знаю и этот вопрос нужно адресовать тем женщинам, что занимаются сравнительным членоведением. Конкретно об этом Фрейд почему-то ничего не написал. В женщине же, пристрастившейся наблюдать за мимикой рук играющих в рулетку, мне видится только желание питаться чужими страстями, ибо играющие стараются скрывать свои эмоции, столь необходимые не только для невыразительной жизни, но и для невыразительного характера. Дедушка Зигмунд со своим неиссякаемым искрометным юмором выдал несколько фраз, настолько меня порадовавших, что не процитировать их являлось бы грехом против человечества.

"Согласно умопострояемому вожделению, мать должна сама ввести юношу в половую жизнь для спасения его от заслуживающего опасения вреда онанизма. Столь частые сублимирующие художественные произведения вытекают из того же первоисточника. "Порок" онанизма замещается пороком игорной страсти, ударение, поставленное на страстную деятельность рук, предательски свидетельствует об этом отводе энергии. Действительно, игорная одержимость является эквивалентом старой потребности в онанизме."

Главные герои, безусловно, нашли друг друга и женщина должна была еще там, в казино, едва увидев этого молодого человека, разоблачиться и начать кормить его грудью. И дело даже не в возрасте. Игромания молодого человека не видится проблемой, ибо это не проблема вовсе. Но для лечения пациента была выбрана неверная терапия. Женщина, наполненная подобной же, как и молодой человек, эмоциональной кроткостью, своим требующим покровительства видом, смогла бы вывести пациента из запоя игромании. Он бы почувствовал себя мужчиной и ощутил на себе весь груз ответственности. Мама же, которая дала денег, но при этом взяла с него клятву, любима и все ему простит. Она не могла знать на основании лишь одного эпизода, в котором он снял шляпу, проезжая мимо церкви - насколько крепка в нем вера и будет ли он следовать этим новым правилам, что она на него навешала.

Сравнивая игрока-Цвейга (будь тот таковым, но, в данном случае, образ молодого игромана - это его образ, Цвейга) и игрока-Достоевского, отдаю пальму первенства последнему. Условно, конечно. Достоевский менее спонтанен, менее эмоционален, менее напорист. Умаление этих качеств придают ему облик ужасающего, фанатичного игрока, корни проблемы которого скрыты где-то во глубине детских руд. С трудом представляю - как подобного типа можно отлучить от игры. С Цвейгом же все гораздо проще.

В общем и целом новелла выводит из равновесия, заставляет пытаться анализировать необъятное, а послевкусие остается на длительное время. Читайте Цвейга.

#Вр1_1курс

Эта книга по сути дела является автобиографией, но не отдельно австрийского писателя, а скорее европейца в нем. Выбрала книгу исключительно из-за автора, так как недавно читала его "Марию Стюарт" и мне очень понравилось. Здесь Цвейг не изменяет своей манере письма, которая мне кажется какой то завораживающей, но при этом не лишенной точности и от этого ещё более изящной. Так он и описывает свою юность и свою огромнейшую любовь к писательству и писателям того времени. Он рассказывает не только о себе, но и о быте вокруг, об отношении полов. Автор практически сразу определяет чем именно он хочет заниматься и благодаря тому что имеет возможность путешествовать, знакомится с множеством талантливых современных людей. В нем очень сильна идея свободы и равенства по всему миру. Правда ей к сожалению не дано воплотиться в жизнь.На поколение Цвейга приходится действительно много страшных испытаний. К которым народ совершенно не готов, так как за годы и десятилетия благополучия, люди становятся чересчур наивны и не готовы к изменениям, которые им к сожалению, а может и к счастью все же придется принять. Первая мировая война в корне меняет людей вокруг и общество в целом. Любимая автором Австрия становится все более слабой и незащищенной. Но не смотря на политический и экономический фон в Европе, этот перерыв между войнами воспринимается автором как самое светлое, теплое и счастливое время для него и его карьеры. В это время он пишет самые известные, переводимые и значительные, на его взгляд произведения. Успех и удача сопутствуют ему во всем, вплоть до начала второй мировой. Книга, как будто не заканчивается, а пресекается. Будто бы у автора просто не остается сил и эмоций и он специально обрывает свое повествования. Считаю что автор довольно интересен сам по себе и его произведения стоит читать.Я получила удовольствие от прочтение, хотя ещё немножко не разобралась с многогранным послевкусием.

Академия интересна тем, что подталкивает к чтению книг, за которые в других обстоятельствах, ни за что бы не взялась. Если раньше автобиографии я обходила стороной за километр, во время обучения на разных факультетах как-то незаметно осилила уже 3 подобных произведения и научилась извлекать из них удовольствие и пользу. Ну что, например, я знала о Цвейге? Да, собственно, ничего, кроме того, что этот австрийский писатель был автором нескольких новелл. “Вчерашний мир” открыл мне интереснейшего человека с насыщенной жизнью и ,во многом, трагической судьбой.

Книга написана в последние годы жизни писателя, посвящена она не столько его собственному творческому пути, сколько эпохе, в которой пришлось жить и творить, и людям, с которыми посчастливилось встретиться. При том, что Цвейга можно назвать подлинным космополитом и “человеком мира”, родная Австрия была горячо любима писателем. Воспоминания о Вене во времена империи Габсбургов пронизаны нежностью и восхищением. Удивительный город, совмещающий легкомысленность и преклонение перед искусствами с добропорядочностью и консерватизмом. Благодаря тому, что семья писателя была довольно обеспеченной, он имел возможность путешествовать по Европе, заводить знакомства с лучшими представителями своего времени. Мы тоже можем заглянуть в Париж и Берлин начала ХХ века, почувствовать дух, витавший в ту пору среди молодых художников и поэтов. Тогда им казалось, что мир на пороге прекрасной эпохи, её двигательной силой будут гуманизм и прогресс. И тут разразилась первая мировая война, мясорубка, которая развеяла все прекрасные мечтания, как дым.

Гуманист и пацифист Цвейг категорически не принимал войну и был поражен ненавистью, внезапно пробудившейся в народах Европы по отношению друг к другу. После этой войны старушка Европа уже никогда не стала прежней, настороженность и национализм взяли вверх над здравым смыслом. И хотя между двумя мировыми войнами у писателя было 10 счастливых и успешных в творческом плане лет, соседняя Германия уже с 1934 года начала напоминать, что Цвейг не только европеец, но ещё и еврей, что стало роковым фактом для дальнейшей его судьбы.

В каком-то смысле, Цвейгу повезло, его привычка ставить индивидуальную свободу превыше всего привела его в эмиграцию до того, как произошло бы что-то непоправимое, но боль за оставленную родину и невозможность осмыслить происходящее варварство разбили сердце. Невыносимо тяжело читать последние страницы, особенно, если знаешь насколько автор уже близок к самоубийству.

На самом деле впечатляет прочитать воспоминания свидетеля событий первой половины ХХ века, такого просвещенного человека и талантливого писателя, который мог назвать своими друзьями Фрейда, Штрауса, Джойса и многих других великих людей. Очень горько от того, что финал этой выдающейся жизни оказался безнадежно исковеркан, а борьба за мир бесплодна.

#Вр1_1курс Временная последовательность

#Вр1_1курс

Томас Манн: "Его литературная слава проникла в отдаленнейшие уголки земли. Удивительный случай при той небольшой популярности, которой пользуются немецкие авторы в сравнении с французскими и английскими. Может быть, со времен Эразма (о котором он рассказал с таким блеском) ни один писатель не был столь знаменит, как Стефан Цвейг"

Сложно парой слов рассказать о Цвейге, сложно в простых предложениях выразить мощь и талант великого писателя.
Часто Виктора Гюго называют свидетелем века, и тоже самое мне хочется сказать о Стефане Цвейге.

Родившись в богатой семье, он был баловнем судьбы, и делая первые литературные шаги, он был успешен до такой степени, что сам Штраус просил разрешения положить музыку на его стихи.

Несмотря на это, Стефан не был самовлюбленным, эгоистичным, веря в гармоничность окружающего мира.
Описывая свое детство и юность, он называет золотым веком надежности. И тем сложнее ему было видеть, что случилось с его Родиной, Австрийской империй, после войны.

Эта книга – анализ жизни Стефана, рассказ о сложном жизненном пути, как меняя города, он пытается обрести былое счастье, но тщетно. Судьба страны стала его личной трагедией, драмой и крахом его жизни.

Все мрачно, зыбко, одиноко, раздавлено и уничтожено. Счастье, радость и беззаботность остались во вчерашнем дне……..

"Сострадание - это палка о двух концах: тому, кто не умеет с ним справиться, лучше не открывать ему доступ в сердце. Только вначале сострадание, точно так же, как и морфий, - благодеяние для больного"

Для того, чтобы хотя бы в какой-то мере подумать о том, что ты понял автора - для этого недостаточно его коротких произведений. Рассказы, новеллы и т.д.- наиболее эффективный способ, чтобы спрятаться от читателя. Исключая некоторых гениальных типов вроде Борхеса, пожелавшего так и остаться загадкой, захоронив себя в коротеньких опусах, но при этом не оставивших сомнения насчет собственного таланта, который сочится из каждой написанной строфы. Тем не менее, например, Чехов имеет несколько видов собственных рассказов, которые будто бы писаны разными людьми - искрометный юмор рядом с тяжелой морализирующей трагедией. До "Драмы на охоте" об авторе судить сложно вообще. Или, скажем, Тэффи, которой будто бы и нет вовсе, ибо даже ее воспоминания написаны в виде коротких заметок, предположительно позже скомпонованных для чего-то более объемного. Все это к чему - гораздо проще избежать собственных надуманных выводов, если иметь под рукой представление о человеке, проверенное внушительным текстом, где он никуда от нас не денется и раскроется в большей степени. Таким образом, "Нетерпение сердца" - первое произведение Стефана Цвейга в моей жизни (после нескольких новелл), где сюжет более-менее реалистичен, а не фантастически-идиотичен, как ранее. Можно было всегда восторгаться содержанием, стилем, диким надрывом в каждой новелле, но ощущение маразматичности первоосновы не покидало с самого начала.

Абсолютно все герои произведений Стефана Цвейга - особенные необычайные альтруисты (вариант "высокодуховные мнительные невротики"), которые необычайно привлекательны своими отклонениями, преподносимыми очень верными дозами, чтобы не отпугнуть читателя с первых страниц. Автор в совершенстве постиг науку - держать аудиторию заинтересованной, нигде не перегнул палку, он сразу же завораживает, затягивает наши глаза вглубь произведения и уже совершенно невозможно их отлепить. Даже если умом и понимаешь, что читаешь полнейший бред и клинику. Эмоции-то и существуют, чтобы притягивать разум. Тебе тяжело дышать, своими эмоциями повествование тебя держит не просто близко, а ты готов впрыгнуть по ходу дела на какую-нибудь страницу, проглатывается все на едином дыхании.

Описание "Нетерпения сердца" долгие годы меня отталкивало, но желание увидеть реального Стефана Цвейга пересилило. Фантастические герои никуда не делись, здесь тот же полный набор суперлюдей, но помимо реализма произведения здесь четко просматривается реализм автора. Таким образом, можно признать, что облик автора, ранее возникший перед внутренним оком после чтения новелл, был робкой версией экспериментатора, только начавшего практиковать более серьезные методы. Вся эта отмороженная ненормальная шелуха, относящаяся как к женщинам произведений Стефана Цвейга, так и к мужчинам, вдруг слетела ураганным ветром и передо мной поднялся другой Стефан Цвейг - с холодным рассудком, очень продуманный и абсолютно рациональный, в котором нет ни капли ненормального, а эмоции - часть действующего плана. В который раз можно посетовать на чужое влияние, ибо столько пытался оградить себя от чужих рецензий и даже биографий, пока собственное мнение не станет устойчивым и понятным. Моя бабушка в бытность так любила Стефана Цвейга, что трудно было этого не заметить и я только теперь понял - за что именно. Вовсе не за предполагавшуюся ранее лирическую ненормальность, эмоциональный посыл, ахи - охи, а за холодный и ясный разум. Этот автор настолько продуман, настолько манипулирует читателями, что сие даже в какой-то мере удручает, ибо указывает нам, стандартным обывателям, на наше скромное место в этом мире.

"Нетерпение сердца", несмотря на незамысловатость сюжета, очень разноплановое, ибо затрагивает самые различные, временами даже стандартные, вопросы, каждый из которых оглушает, удивляет глубиной проникновения, заставляет все больше покрываться красными пупырышками уважения по отношению к автору и язвами гнойного восхищения. В этом любовном романе меньше всего этого самого любовного романа. Произведение ясно демонстрирует игру автора и раскрывает ее последовательность. Получается, что во всех новеллах по сути Цвейг издевается над читателями - берет полнейшую ерунду, высосанную из пальца, делает из нее конфетку, превращая в шедевр. В "Нетерпении сердца" можно увидеть и многое другое. Например, здесь изображен четкий срез общества, который очень сложно разглядеть за основным повествованием - противоречиями и истинными ценностями личности, куда Стефан Цвейг без обиняков залезает в грязных сапогах, хотя и графских. Да и люди - военный, врач, делец - как обычно, исключительно человечны, сострадательны и с рьяным альтруизмом. Может такие где-то в темноте и таятся , но мне лично не попадались. Как здесь, за этими нагромождениями, можно увидеть, что врач очень определенно проехался по своим коллегам, сорвал покровы, раскрыл циничные тайны. Что делец нарисовал стандартные механизмы холодного объегоривания рядовых людей, хотя и пожалел кого-то (деньги и жалость - взаимоисключающие вещи). Что военные настолько глупо и алкоголично бездельничают, что это кажется нормой. Чем не норма у нас.

Мимо темы основной пройти, конечно, не могу. Любовь - жалость, ущербность - благотворительность. Сразу оговорюсь, что все нижесказанное касается исключительно постсоветского пространства, ибо не знаю доподлинно - как и по каким принципам осуществляется благотворительность не у нас. Возможность сравнивать что-то с чем-то, а особенно - себя любимого и других, - на этом строится вся система социальных взаимоотношений.

Помимо всем известных чувств доброты, которая взирает на нас с любого рекламного плаката, подобные контрасты будят во всех такие прекрасные качества, как зависть, злобу, желание обвинять и заставлять страдать. У человека в чем-то ущербного (в "Нетерпении сердца" идет речь о девушке-инвалиде) подобная контрастность гораздо ярче выражена. Если мы можем завидовать успешным, образованным или красивым, то сие в какой-то степени не смертельно, ибо все большей частью в наших руках. Инвалид же завидует всем, кто не похож на него. В нашей стране, ибо он забыт, забит, заброшен до такой степени, что чувство собственного достоинства им покупается исключительно со ссылкой на папу-маму и т.д., которые являются редкостью, особенно, если на них можно сослаться. Чтобы никого не обвинять в собственных бедах, а это единственный вариант - инвалид не должен знать, кого именно он обвиняет и все масштабы собственной трагедии. А потому - единственный путь к какому-то ощущению нормальности - это не находиться среди людей (эту версию принято подсовывать людям коммерческими организациями, ибо, даже спрятанная под дежурной улыбкой, зависть по отношению к миру все равно когда-нибудь прорвется), а пребывать в неведении. А потому - дочь миллионера (а их очень мало, но именно о них и пишут книги) - это сгусток злобы по определению. Коммерсанты, сосущие средства с помощью инвалидов, дурят их тем, что заводят разговоры о равенстве, которого не видать никому.

Все эти многочисленные книжонки о якобы поднявшихся инвалидах (исключительно импортные) - другая сторона благотворительного цирка и тухлая коммерция. Вкладываются только в перспективных инвалидов, об этом сами инвалиды знают прекрасно. Их, осчастливленных и описанных в книгах примерно 0,00001%. А потому Стефан Цвейг прав в том, заложенное изначально в человеке чувство вины заставляет его принимать демонстративные позы, когда корочка лица на час-другой покрывается благородным налетом и слезы проступают на щеках от ощущения себя, такого хорошего. Прав Стефан Цвейг и в том, что ко всему человек приходит исключительно опытом собственной шкуры. Но любовь никакого отношения к жалости не имеет в принципе.

"Как неодолимо тягостное чувство неприязни, которое испытывает должник к кредитору, ибо одному из них неизменно суждена роль дающего, а другому - только получающего, так и больной таит в себе раздражение."