Серен Кьеркегор

#ВЧ_ЭЭ1_1.

Такой замечательный и высокодуховный очерк. Несколько мыслей, как бы сказанных невзначай, однако с глубоким смыслом: «Кроме многочисленных знакомых, у меня есть один друг - грусть. Среди шумного веселья и в часы усердной работы он вдруг отзывает меня, увлекает в свое уединение, и я иду за ним, хотя, в сущности, и не двигаюсь с места. Никогда сердце мое не имело более верного друга - мудрено ли, что я принадлежу ему всем сердцем!»

И сразу представляю себе человека, которых так рассуждает – бледный, с тонкими чертами лица, нетороплив в своих движениях, с томными глазами…

В суете дней, когда мы в спешке забываем и не успеваем насладиться прекрасным, мгновения, проведенные с таким коротким и наполненный смыслом, произведением особенно ценны.
«Какие люди странные! Никогда не пользуясь присвоенной им свободой в одной области, они во что бы то ни стало требуют ее в другой: им дана свобода мысли, так нет, подавай им свободу слова!»

Как жаль, что времена философов, эстетов практически канули в лету. Как бы хотелось, поговорить о прекрасном, возвышенном, а не слышать о финансовом кризисе, бесконечных политических баталиях, ценах на нефть.

Итак, Сёрен Кьеркегор и его «Дневник обольстителя», эдакий гимн экзистенциализма с его иррациональным бытием человека.

Превозмогая острое желание исторгнуть из себя всё, что елось вчерашним днем и за неделю до этого, я все-таки достигла вершины финала этой драмы — дефлорация совершена: истинная (мне остро хочется поставить это слово в кавычки) женственность утрачена, а вместе с ней утрачен и интерес к девушке, и любовь к ней. Да, господа! Любовь прошла, завяли помидоры.

Но всё по порядку.

«Я люблю ее» — сообщает Йоханнес, ака ГГ, в беседе с самим собой. «Я полюбил ее, как только увидел ее маленькую ножку». Да, скажу я вам, увидеть дамскую лодыжку и не влюбиться – это наивысшая форма идиотизма! А если вам еще удалось заметить поворот стана, наклон головы и девичий румянец на щеке, так это вообще, просто моментальная любовь до гроба. Иногда, правда, «до гроба» – всего лишь эвфемизм для посткоитального побега и острого опять-таки посткоитального безразличия. Тут дело сугубо в моральных принципах охотника.
Однако Корделия не единственная, за кем так пристально наблюдает наш ГГ. Йоханнесу в принципе нравится наблюдать: он подсматривает в окна к девушкам, следит за ними в парках, лесу. Не гнушается и парочками, на которых глазеет из кустов, как воришка. Это приводит его в неописуемое возбуждение. Чем вам не вуайерист?

По ходу повествования, становится ясно, что ГГ любит отпор и сопротивление. Юная девственница должна быть идеальна: она обязана восхищаться им, «как каким-то всеобъемлющим высшим существом», желать его, но отбиваться всеми доступными возможностями, строго следя, чтобы лодыжки всегда были прикрыты. Йоханнес не просто любит любить, но Он любит воспитывать своих невинных жертв, чтобы потом их можно было бы правильно приготовить. Гурман!

"Если я буду пассивно отступать перед ее превосходством, то эротический момент разовьется в ней, пожалуй, слишком рано, не дав откристаллизоваться ее глубокой женственности, и она не в состоянии будет дать мне возбуждающего отпора в борьбе, предстоящей впереди".

Как я понимаю, женственность, в данном случае, это практически синоним глупости и пустоты. То есть, по словам ГГ женщина живет «для других», а потому думать ей о чем-то, кроме как о любви, женихах и вышивке ни к чему. Да и потом женский век короток! Шестнадцать лет бывает только раз! После кому уже будет нужна девица, даже и девственница. В ней с годами развивается жестокость, если мужчину она так и не познает; или она становиться опасна для таких, как ГГ, если удачно познает, потому как сама станет охотницей. А проблемы такого плана Йоханнеса не вставляют.

"Я – духовный хаос, ожидающий слова твоего!"

Охота началась.
Далее, следуют опусы как правильно направить мысли барышни в нужное ему русло, как воспитывать ее женственность, не отягощая и не пробуждая ее эротического чувства. Плетем и строим интриги, параллельно знакомимся с другими, жмем им ручки, смотрим на их носики и лбы, не поддернутые мыслями, смотрим за чужими свиданиями и решаем, стоит ли их ссорить, ну и мастурбируем по вечерам в своей квартире. Пишем письма! Это самое главное! ГГ считает, что письма имеют куда большее влияние, чем разговоры, они неизменно попадают в цель. Даже обвинения в свою сторону можно превратить в добродетель:
"Говорят, что я влюблен в самого себя. Ну что же? Пусть я влюблен в самого себя. А почему? Потому что люблю тебя, люблю всё, принадлежащее тебе, люблю, между прочим, и себя: моё «я» тоже ведь принадлежит тебе. Итак, то, в чем профаны видят доказательство высшего эгоизма, будет теперь для твоего просвещенного взора лишь выражением истинной любви».
Обратите внимание на момент, где говорится «для твоего просвещенного взора.

Йоханнес помимо прочего учитель. Он учит свою жертву, как обманывать саму себя. Мастер!
Мне интересно вот что — сам Йоханнес отдавал себе отчет в том, что он любит саму любовь, состояние влюбленности, но не предмет «своих чувств» и что это его всего лишь будоражит? Никакие реальные, долгоиграющие, серьезные отношения ему не нужны. Мне кажется, что и секс ему не нужен был бы, если бы не служил той самой опорной точкой, которая позволяла ему бросать своих женщин. Такого рода отрезвление – она больше не девственница, любить нечего.
Напоследок письмо Йоханнеса к Корделии.
"Моя Корделия!
Я беден, ты – мое богатство! Я мрачен, ты – мой свет. У меня нет ничего, но я ни в чем не нуждаюсь. Да и как же я могу иметь что-нибудь? Как может обладать чем-либо тот, кто потерял власть над самим собою? Я счастлив, как дитя, которое не может и не должно обладать ничем. У меня тоже нет ничего, и я сам весь принадлежу тебе. Я более не существую сам по себе, я перестал существовать, чтобы стать твоим.
Твой Йоханнес"

Ну и финал соответствующий: ты мне отдалась, а потому в тебе больше ничего не осталось. Прощай Корделия!
Эротический эстет. Угу.
Вывод: иногда классика, которая вечна, всё же устаревает. ИМХО

Борясь с "нечитозом" мне не пришло в голову ничего лучше, чем взяться за Кьеркегора. И к своему удивлению, не прогадала. Не прогадала, но при этом и не подружилась с этим датским мыслителем.
За основу трактата "Страх и трепет" он берёт библейский сюжет об Аврааме и Исааке. У меня в свою очередь, с Библией долгие и сложные отношения. Вся эта история про "жертвоприношение сына" в 5-7-летнем возрасте навевала на меня ужас, а в воскресной школе (да-да, я ходила в воскресную школу) мне не хотели отвечать на мои вопросы и возмущение не одобряли.

О чём же говорит Сёрен?
Он превозносит Авраама чуть ли не до идолопоклонства, это его кумир. Потому что Авраам - истинный, и по мнению философа единственный, рыцарь веры.
В самом начале он пишет как эта красивая повесть его изумляет, как содрогается его мысль от неё. Я же считаю эту историю кровожадной и мысль от неё у меня, пожалуй, тоже содрогается, но явно не в стиле Кьергегора.

Итак, Бог сказал Аврааму принести во всесожжение своего единственного сына, рождение которого и так было чудом. Тут уже возникает множество вопросов: почему он решил, что это Бог ему велел. В наше время, безусловно, всё это приняли бы за шизофрению. Но ведь это самое простое, списать всё на неуравновешенную психику. Хотя с учётом того, что ребёнок был поздний и долгожданный и горячо любимый, вполне можно предположить, что страх потерять чадо мог довести Авраама до помешательства. Отбросив в сторону этот вариант и ещё ненадолго отвлёкшись от мудрствований Сёрена, у меня в голове вдруг возник вариант номер 2:
Авраам вообще не собирался приносить в жертву сына, он был просто большим выдумщиком и хорошим актёром, и разыграл всю эту эпохальную сценку, чтобы пропиарить себя и свою веру в Бога. Такой вот абсурд)

Но вернёмся к сюжетной линии. На протяжении десятков страниц простираются восторженные дифирамбы великому герою Аврааму - его вере, его страху, его трепету и всей его жизни и поступкам. Стоит отдать писателю должное - он как будто сам проживает всю эту историю, вместе с Авраамом, вместе с Исааком. Он очень тонко улавливает психологические состояния, но мне ни разу не удалось ухватиться за его логику, потому что в главном мы с ним расходимся:

У Кьеркегора истинное религиозное чувство, вера может и имеет право выходить за рамки этического. Вера ставится выше этики.
Я с этим в корне не согласна. Поэтому все дальнейшие разъяснения и объяснения, почему же Авраам так велик в своём страхе, трепете, не совершившемся жертвоприношении, бились как об стену горох.
По Кьеркегору, сначала идёт эстетическое, затем этическое, на вершине стоит религиозное. В моём мироощущении такое положение дел никак не укладывается, я склонна вообще убрать религиозное из этой лестницы или хотя бы подчинить его этическому.

Далее идут бесконечные размышления об абсурде веры, о том, что она должна совершаться силой абсурда и только в таком движении она может становиться истинной верой. Осознавая невозможность чего-либо в полной мере, рыцарь веры ожидает того, что это изменится, но не какой-то пустой легкомысленной верой, а верой, которая двигает горы.

Перед тем как стать рыцарем веры, нужно побыть рыцарем бесконечного самоотречения и, кажется, у Кьеркегора это вышло. Аскетичный и уединённый образ жизни, жертва личным счастьем ради... Чего ради я, правда, не знаю. Ради идей и философии, возможно. По Кьеркегору же, больше ради Веры и долга перед Богом.

Что самое интересное, работа автобиографична каким-то особым образом. В ней излито много чего, что тревожило и ужасало болезненного Сёрена. Будучи ребёнком старости, он ассоциировал себя с Иссаком; принося в жертву свою любовь, он ассоциировал себя с Авраамом. Эпилептик с горбом и прогрессирующим параличом мозга, с религиозным и деспотичным отцом, у которого было бурное прошлое, Сёрен Кьеркегор много из-за чего страдал. Я не знаю рыцарь ли он веры, рыцарь ли он бесконечного самоотречения. Для меня он драматичный образ рыцаря страха и трепета, противоречий и абсурда.

"И Господь испытывал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единственного ,которого ты любишь, Исаака; пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе".

Простите меня, ибо это будет не настоящая рецензия. Мой скудный ум не позволяет мне правильно и полно понять и оценить данный трактат. Автор в нем говорит о библейском персонаже Аврааме, рассматривает его поступки - весь основной смысл есть в описании к книге. Но как он это делает! Первые 50 страниц из 200 было довольно легко и интересно читать, а дальше начались сплошные "всеобщее", "единичное", "абсолютное", "этическое", "абсурд", "парадокс"... Кьеркегор оперирует не просто словами, но очень емкими понятиями. Чтобы легко усваивать материал, необходимо совершенно точно понимать эти определения, иначе, как мне, придется постоянно в каждую фразу вместо одного слова подставлять все его значение. Я честно пыталась так поступать, но через несколько страниц так устала, что сдалась и читала все, как есть. А еще надо сказать, что Кьеркегор, наверное, как и другие философы, любит писать очень витиевато, используя длинные, сложные обороты речи. Некоторые предложения, таким образом, растягивались наполовину немаленького абзаца, к концу которого уже не помнишь, с чего началось. Я восхищаюсь теми, кто умеет так говорить, и теми, кто может все это понять.

Вот пример одного такого предложения:
"Вера — это как раз такой парадокс, согласно которому единичный индивид в качестве единичного стоит выше всеобщего, единичный оправдан перед всеобщим, не подчинен ему, но превосходит его, правда таким образом, что единичный индивид, после того как он в качестве единичного был подчинен всеобщему, теперь посредством этого всеобщего становится единичным, который в качестве единичного превосходит всеобщее."

Если вы поняли сие высказывание с первого прочтения, примите мои искреннее восхищение и низкий поклон. Я аплодирую вам стоя, а сама расписываюсь в своем скудоумии и тихо удаляюсь, так как больше ничего не могу добавить к вышесказанному.

P.S. Возможно, стоило выбрать что-то другое из "списка Бродского", но боюсь, что мне там многое не по зубам, поэтому путь будет так.

#Бойцовский_клуб (18. Книга из списка Бродского)