Ганс Киншерманн рецензии на книги

#кр_сигнификатор Туз мечей (В названии книги есть цвет) + тема Рыцарь мечей (О концлагерях или Второй мировой войне)

Я не знаю, кто такой Ганс Киншерманн и почему его имя стоит, как имя автора этих воспоминаний. Из-за путаницы с именами я встречала мнения, что это фейк. Но, порывшись в сети, я нашла информацию о реальном авторе. Гюнтер К. Кошоррек попал на войну в возрасте 19 лет, накачанный пропагандой и юношеской верой, что стоит только таким бравым парням приехать на фронт, как Германия тут же победит. Но еще на пути к Сталинграду он начинает понимать, что все не так просто. Солдатам было запрещено вести записи, но Гюнтер все же делал записи тайком и отсылал матери. Дневник отредактирован и оформлен в виде книги много лет спустя в 1995 году, когда Гюнтер нашел свои фронтовые записи, которые считал давно утерянными. К тому же, как оказалось, «Кроваво-красный снег» это урезанная англоязычная версия, а полная книга воспоминаний называется «Помни время шипов» - что именно перевели на русский язык остается только гадать, как и то сколько было урезано. Здесь вы не встретите зверств нацистов, наш герой считает себя порядочным человеком, никого не насиловал, не грабил и не стрелял в безоружных. Он описывает трогательную любовь русской девушки и молодого немецкого солдата (не себя), который постоянно краснеет в ее присутствии. Она переживает, когда они уходят на передовую и провожает их со слезами на глазах и мечтает только, чтобы поскорее «война капут» и вернулись ее братья, которые воюют по другую сторону фронта. Что же, может все так и было. Может быть и правда, что наши войска насиловали и убивали не только женщин, но и детей на освобожденных территориях, и даже в освобожденных концлагерях. Во время войны кто-то становится человеком, а кто-то теряет последние остатки человечности.
Эти воспоминания почти стирают границу между врагом с своим. Часто я почти забывала, что такие же как он молодые ребята, да и он сам убили огромное количество наших. Действительно ли он чувствовал то, о чем так хорошо написал позднее, еще тогда, в окопах на русской земле?
«И хотя на командном пункте никто открыто этого не показывает, я вижу, что все здесь по горло сыты войной. Люди сражаются лишь потому, что в свое время, как немецкие солдаты, они принесли присягу верности флагу и дали клятву о недопустимости дезертирства. Я также не могу освободить себя от этого обязательства, хотя и не верю больше никакой пропаганде. Не думаю, что на данном ном этапе войны найдется хотя бы одна наивная душа, которая действительно верит в то, что война закончится в нашу пользу. И те бои, что мы сейчас ведем, это не более чем жест отчаяния, последний вздох перед поражением. Однако никто не осмеливается открыто говорить о таких вещах. И вовсе не факт, что если я нахожусь среди друзей, то одновременно пребываю в кругу единомышленников. Например, по дороге сюда мы видели военную полицию. Вот кто, не раздумывая, расстрелял бы любого инакомыслящего или в целях устрашения предал бы публичному повешению.»
Первая встреча со смертью: «Не могу заставить себя смотреть на белые лица мертвых. Никогда еще я не видел безжизненные тела людей так близко. В молодости стараешься отогнать от себя мысли о неизбежной смерти, однако здесь и сейчас не думать об этом невозможно. Эти люди — наши враги, но они ничем не отличаются от нас, такие же создания из плоти и крови. На их месте легко мог бы оказаться и я.»
Он пишет психологической травме и не способности некоторых солдат убивать. Одни из его друзей был лучшим по стрельбе, но попав в условия реального боя, закрывает глаза и трясущимися руками стреляет куда угодно, но не по врагу. О страхе медленной смерти на снегу или о плене.
«В тренировочном лагере нам без устали объясняли, как пользоваться оружием для того, чтобы убивать врагов. Мы получили хорошую подготовку и были горды тем, что будем сражаться за фюрера, отечество и народ и, если нужно, отдадим за это жизнь. Но никто никогда не говорил нам о том, что нам придется пережить, прежде чем нас убьют. Смерть может принять самые разные формы и не обязательно окажется мгновенной. За последние дни, которые мы провели здесь, мы слышали жуткие крики и стоны раненых, умиравших на снегу. При мысли об этом становится страшно — ведь такой конец может ожидать любого из нас, и на помощь нам никто не придет. Нам не говорили, что такое может случиться с каждым; нас не учили, как бороться с тревогой, которая разъедает душу, как кислота, и которая сильнее чувства долга. Считается, что каждому солдату приходится самостоятельно решать подобную проблему. Эту тревогу приходится скрывать сильнее, чем прочие чувства; нельзя, чтобы кто-нибудь видел, что ты встревожен. Если ты не сможешь ее утаить, то тебя просто посчитают трусом»
Им хватает пары дней/недель на фронте, чтобы все мечты о наградах и победах улетучились из головы. Теперь они хотят просто выжить и вернуться домой.
«С каким нетерпением мы ожидали возможности поскорее оказаться на фронте. Теперь, после трех недель боев, уже никто из нас больше не говорит о героизме или готовности к подвигам. Напротив, теперь наше самое заветное желание — поскорее вырваться живыми из этой смертельной западни. Это не та война, которую мы представляли себе и о которой так часто разговаривали. Став солдатом и понюхав пороху, ты понимаешь, что война неразрывно связана со смертью. Говорить о войне, не зная ее, все равно, что рассуждать о пожаре, не побыв в горящем доме. Мы изведали, что такое пожар, и знаем, что такое жаркий огонь и что такое терять боевых товарищей.»
«Всего несколько недель назад я мечтал о воинской славе и героизме, о подвигах, которые совершу на войне. Теперь же я мечтаю лишь о ранении, которое позволило бы мне хотя бы ненадолго вырваться из этого кошмара, из этой ужасной страны с ее жуткой зимой. Неужели я трус, если думаю таким образом? Но эту войну можно сравнить с отчаянной попыткой остановить горную лавину человеческими руками.»
«Я больше не сражаюсь за фюрера, народ и отчество. Эти идеалы теперь для меня не более чем пустой звук. На фронте никто не говорит о национал-социализме и не обсуждает политические темы. Совершенно очевидно, что мы воюем лишь для того, чтобы остаться в живых и помочь выжить своим фронтовым товарищам. Впрочем, порой мы сражаемся ради наших командиров, если они достойны нашего солдатского уважения.»
Гюнтеру невероятно повезло. Его ранило 6 раз и каждый раз это спасало его от верной гибели. Из его дивизии из тех, кто начинал с ним служить, выжили буквально единицы. Размышлял и о послевоенном времени, о бывших врагах, которым придется жить вместе на одной земле.
«Война капут! Пылкое желание многих людей сбылось, и война окончена. Но окончена ли она в их сердцах? Сколько потребуется времени, чтобы в людях умерли ненависть и жажда мести? Есть, я знаю, люди, которые, несмотря на жестокость и зверства, преодолели в себе ненависть и пытаются найти взаимопонимание с бывшими врагами. Именно они и подарили мне новую надежду. Когда же люди поймут, что любой из нас может стать жертвой манипуляций помешанных на власти маньяков, которые знают, как принуждать народ в своих собственных целях? Пока сами они в безопасности, пока им самим ничего не грозит, они, не дрогнув, отправят на смерть миллионы простых людей — во имя так называемого «патриотизма». Поднимется ли когда-нибудь человечество против них? Или те, кто погиб в бою, преданы забвению, как и то, во имя чего они отдали свои жизни?»
Очень хочется верить в искренность этих слов. Что это не обычное желание свалить свои грехи на другого. Так легко сказать, что я простой солдат и выполнял приказ. В любом случае мемуары эти очень хорошо написаны. Видно, что при всем желании забыть свои чувства во время боев у Гюнтера не получится до конца жизни. Некоторые моменты я практически видела его глазами, ему очень хорошо удалось передать напряжение этих дней. Рекомендую.