Питер Гринуэй

Признаться, не ожидала увидеть имя Питера Гринуэя на обложке книги. Притом, что как режиссер он мне весьма близок: я смотрела у него почти всю фильмографию от "Интимного дневника" до "Контракта рисовальщика". Даже так: если бы меня спросили о крупнейших британских режиссеров современности, то первым в списке был именно он.

Гринуэй, пожалуй, один из самых последовательных постмодернистов, которого я только знаю. В этой связи он любит работать с разнообразными культурными текстами, мотивами и тропами. В его сетях побывали Сергей Эйзентштейн и Сей-Сёнагон, живопись барокко и классическая архитектура, русский авангард и Феллини, японская уличная культура и раблезианское обжорство. Притом, он отличается по-философски свободным обращением с материалом, что способно привести в ярость среднестатистического любителя предельной историчности событий. Чтобы избавится от беса истины, попробуйте хотя бы из всей его фильмографии посмотреть псевдонаучное расследование "Рембрант: Я обвиняю!" Так вы избавьтесь от иллюзий и насладитесь эффектом от летающей головы режиссера - уморительное зрелище.

Перейдем к книге, а точнее к впечатлениям от нее. Скажите, случалось ли вам испытывать почти сексуальное наслаждение от текста или зрелища, которое буквально переполнено культурными и драматическими тиггерами - живописными смертями, непристойностями и нечистотами, садистской страстью и горькой несправедливостью, ужасами холокоста и христианской жертвенностью? Ведь казалось бы: вы - образованный человек, гуманный и толерантный, практикуете всепрощение, медитируете по утрам, отдаете десятину на благотворительность и звоните родителям два раза в неделю. Но притом во время прочтения "Золота" вы испытываете абсолютно неэтичные, порочные ощущения, недостойные столь благовоспитанной персоны. Они вас буквально захлестывают и заставляют, если не пересмотреть отношение к себе, то уж точно отдать должное провокационному таланту мастера.

В чем же причина этого шторма? Неужель еще аукается "Жюстина", прочитанная тайком десять лет назад? Или во всем виновата очередная серия "Американской истории ужасов"? Может преподаватель отечественной истории слишком живописно расписывал пытки в подвалах НКВД? Да и вообще: способна ли культурная всеядность разрушить столпы и балки морали? Все это беспокойно билось в моей голове в моменты краткой передышки между главами.

"Золото" - дитя затяжного постмодернизма, распятого на аллюзиях и ритмах, задушенного документами и литературными параллелями, жестоко упорядоченного на структурном уровне. В центре повествования - сокровище. Саквояж со слитками золота. Брусочками желтого металла, хранившихся в банковской ячейке Третьего Рейха. Он находится в машине бывшего немецкого офицера, который направляется вызволять свою дочь, рожденную в коллаборационистской связи. Это базовая история, своеобразный зачин, который распадается на сотню, по числу глав и слитков, вариативных припевов с подробностями путешествия. Они следуют в конце каждой главы о происхождении того или иного пронумерованного слитка, соединяя их музыкально, будто вариации в симфонии. Будьте готовы к тому, что на каждой странице в иной мир отправится как минимум один еврей. Если не сотня разом.

Помимо структурного значения, повторы обладают значением в плане создания эффекта. Таким образом нагнетается внимание при ожидании развязки. Буквально до болевого шока, потому как цена этих слитков,обеспеченных кишками и кровью замученных евреев, кажется невероятно высокой. Однако по канонам постмодернизма сокровище не становится источником сытого счастья, потому как это всего лишь желтый металл. Всего лишь повод связать прошлое и настоящее, но не во имя великой цели, а вопреки. Ведь главной трагедией города Больцано являются отвратительно приготовленные спагетти. Вы не поверите, но их отказываются клевать даже вороны, чего уж говорить о людях. Не могу приготовить их и я, потому придется обойтись банальными макаронами по-флотски. Конечно, это не поможет разрешить ни одну из моих нравственных дилемм, но поставит смысловую точку в размышлениях над "Золотом".