Вот и начала я своё путешествие на Кубу.
Сперва напугалась - книга-то пятая из пяти, посвящённых истории Марио Конде. Думала, что сейчас герой будет, фамилия которого слишком известна, чтобы её называть, да и вообще не пойму я ничего. Зря боялась, всё чудесно.
В целом от книги у меня впечатление, чем-то похожее на то, что было после фильма "Пока не наступит ночь". Как и он, не посмотреть на Кубу, но оказаться там мне помогла эта книга. И странное чувство - большей чужачки, чем я там, не сыскать, но я так всё принимаю, будто давно знаю.
В книге Куба. И не выхватишь что-то определяющее, оно всё не то. Но это бар, хороший тем, что там подают ром и почти нет пьяных. Это казаурины. Это люди, которые, кажется, так мало делают, но непостижимым образом умудряются что-то искать всегда. Это чувственность, кубинская, которая не эротизм, а что-то мистически-животное. В конце концов, на месте главного героя я иногда стала наблюдать знакомое бородатое лицо, а фразы зазвучали с ужасно знакомыми интонациями. Ну, это уже моя паранойя. А что с романом?
С романом герои. Их два, главных.
Один - Марио Конде. Он был полицейским, хоть сам понимает, что перестать им быть нельзя, он стал писателем, а определяет себя как неудачника, он - частный детектив (ему самому это нелепым кажется) и находит редкие книги. По мне, он всегда был писателем. Нет, он не издаётся и не знаменит, ему даже почти и не пишется, и мы пишущим его не увидим за весь роман, но он писатель.
На дворе конец 80-х, а ему за сорок, это значит, что за окно ему смотреть невыносимо. Есть у него нутряная животная любовь. Не жена, не любовница, не подруга - его женщина. Тамара. Она уехала на Сицилию, гостить к замужней сестре, посылками и деньгами которой долго-долго жила. И вот о ней вспоминать больно, потому что она должна вернуться. Не к нему даже вернуться, а обратно. Потому что покинуть Кубу для кубинца - не просто уехать куда-то на пмж. Потому что один его друг уехал, а Марио помнит его мальчишкой, мысли не допускавшем о том, чтобы куда-то деваться. Оставшиеся вспоминают его, шлют поздравления по морю в бутылке и верят, что он где-то на севере стоит и смотрит на море, их вспоминая. И не случайно с этой бутылкой герой наш прощается со вторым героем романа - Хемингуэем.
Эрнесто, Папа, Старик - второй герой. С Марио они связаны множеством нитей, хоть видели друг друга единожды, и так уж вышло, что для Марио это воспоминание стало чуть ли не священным, а "неопрятный Санта" и не заметил шестилетнего малыша.
Марио мучится, разрываясь между преданностью таланту Эрнесто и неприятию его характера. Хэмингуэй разрывается между ролью, навязанной им самому себе и реальностью, в которой он не выдержал этой роли. Марио мучится тем, что Эрнесто цинично предавал людей. Эрнесто знал, что не может быть благодарным. Марио чует, что Папа может сколь угодно благотворительствовать, но не понимает он кубинцев и не любит, и вот Эрнесто сам себе признаётся, что Куба стала единственным местом, что приняла, и кубинцем он себя ни на йоту не чувствует. Это ему не мешает иметь "детей", абсолютно ему преданных и при этом независимых.
Линии Марио и Эрнесто плавно друг в друга перетекают, что только усиливает их родность при всей разности и неприятии. Даже в сюжетах милые параллели - и псы, и "одновременное" чтение Сэлинджера (очень меня порадовала разница характеристик романа от читающих), даже, хм, назовём это переходящим трофеем.
И детектив потому здесь в лучших постмодернистских традициях переворачивается с ног на голову и становится только инструментом для важного - нахождения этой горькой родности, которая и позволяет Марио ответить в конце концов на вопрос: хочет ли он, чтобы Эрнесто оказался вульгарным убийцей или нет? Ответ прост - не важно. Не хорош и не плох Хемигуэй для него, принял его Марио со всей горечью, до дна, так что самое время сказать:
"Прощай, Хэмингуэй!"