Михаил Осоргин рецензии на книги
Сборник произведений Михаила Андреевича Осоргина, выпущенный в серии "Из наследия", завершается его самым известным и успешным романом "Сивцев Вражек". Названный именем московского переулка, он охватывает период с 1915 по 1919 годы. Другими словами, период величайшей боли, смуты, страха и лишений.
Произведение состоит из множества коротких глав, которые рассказывают о каком-то событии, произошедшем с действующими лицами, либо предлагают снимок природы или социума. Сейчас это очень распространённая манера построения художественных произведений, а тогда (в 1928 году), наверное, была внове. Главки выхватывают события, словно в эпизодах кино. Признаюсь, про кино мысль не моя, позаимствовал в предисловии к роману. Но это очень заметно. Думаю, кинематограф в 20-е годы прошлого века переживал золотое время. Он был ещё относительно молод, но уже далеко продвинулся в развитии, и казалось, что кино может влиять на умы не только отдельных людей, но и масс. (Тут можно вспомнить и всем известную цитату Ленина: "Из всех искусств для нас важнейшим является кино".)
В целом, стиль "Сивцевого Вражка" (или "Сивцева Вражека"?!) удобен для того, чтобы поочерёдно выводить на авансцену большое количество действующих лиц, а потом без ущерба для сквозного действия убирать, словно куклы на полку. Даже главная героиня романа, юная девушка Танюша, внучка знаменитого московского учёного-орнитолога, время от времени исчезает из фокуса на довольно продолжительное время.
Персонажей много, все они в традициях хорошей российской литературы детально проработаны, их психология понятна и прозрачна, а типажи легко узнаваемы. Они делятся на две большие условные группы: представители старой России и представители новой России. Учитывая убеждения Осоргина, очевидно, большая часть второй группы - персонажи отрицательные, а некоторые откровенно отталкивающие. Но так как Михаил Андреевич даже в эмиграции любил Родину и желал ей только добра, ему, скорее всего, хотелось в своём произведении отразить надежды на лучшее будущее. Часть первой группы по мере развития событий осторожно перетекает во вторую, делая её чище и полезнее.
Ближе к финалу романа автор излагает главную идею очень просто, не пряча её под покровы иносказания. В России того времени, с его точки зрения, сошлись не правда с кривдой, а две правды. И, может, даже больше, чем две. Жаль, что при этом погибали лучшие и честнейшие с обеих сторон.
И ещё в "Сивцевом Вражке" Осоргин здорово описал удивительную вещь. Это незаметность катастрофы. Вот в октябре 1917 года несколько дней на улицах непонятно кто стрелял непонятно в кого. Москвичи сидели по домам, совершенно не понимая, что происходит, не зная сторон стычек, просто в ожидании момента, когда можно будет выйти из дому и купить продуктов. Стрельба прекратилась, и они так и сделали. А за это время страницы эпох уже перевернулись.
В общем, "Сивцев Вражек" - это очень интересная, прекрасно написанная книга. Её с удовольствием прочтёт любой, кому интересна история России, особенно в переломный период Первой мировой войны, а потом Февральской и Октябрьской революций, перетекших в гражданскую войну. Ведь автор был свидетелем и участником тех событий.
Роман Михаила Андреевича Осоргина "Свидетель истории" рассказывает о работе террористических ячеек эсеров в 1905-06гг. Собственно, произведение и является историческим свидетельством, так как использует реальные события, хотя и в художественном преломлении.
Осоргин глубоко верил в необходимость революции, несмотря на то, что написал "Свидетеля..." в 1932 году находясь в эмиграции, принудительно высланный из своей Родины. Поэтому и герои-революционеры у него получились без единого пятнышка, искренними, целеустремлёнными, верующими в необходимость своих поступков, готовыми к самопожертвованию, каторге, тюрьме, казни.
Таковы "братья Гракхи" - двое юных борцов за народное дело, отдающих жизни, ради того, чтобы взорвать царского министра. Министр выжил, а вот маленькие дети его были искалечены. Такова субтильная девушка Фаня, перевозящая на своём хрупком теле динамит из Финляндии в Петербург, страдая от его вредного запаха и панически страшась охранки. Или, например, рафинированная дочь сановника, с хладнокровием исполняющая самые рискованные задания.
Но ярче всех два главных героя. Революционер-террорист Олень и дочка губернского врача-общественника Наташа. Олень, конечно, воплощает в себе качества, которыми хотел бы обладать любой нормальный мужчина - твёрдость духа, убеждённость, трезвый разум, бесстрашие, снисходительность к своим товарищам. Вот только человечных черт Осоргин для своего героя пожалел. Олень у него получился хоть сейчас же на медаль или на постамент в виде памятника. Собственно, единственное, что выдаёт в Олене живую душу, это то, что, изображая во время подготовки к акту террора супружескую пару, он и в самом деле стал делить с Наташей постель.
Наташа же, напротив, получилась у писателя очень живая. Более того, если в начале Михаил Андреевич характеризовал её внешность, как заурядную, то по мере продвижения действия она превратилась-таки в русскую красавицу с голубыми глазами и стройным станом. Сопереживать борьбе красивой и гордой женщины проще для читателя. Эволюция Наташи на протяжении книги более рельефна, потому что если Оленя ждала виселица, то девушку - пожизненное заключение. Вторая часть книги - это Наташина тюрьма и побег из неё. Автор прощается со своей героиней в тот момент, когда она через Монголию пробирается в Китай, чтобы окольным путём по морю уехать в Европу. Что же, после Октябрьской революции ей был бы всего 31 год, и она вполне могла вернуться домой, а там уж кто знает, что бы с нею стало в безжалостных жерновах тех лет?
А кто же из них "Свидетель истории"? Наташа или Олень? Нет, свидетель истории - это бесприходный поп Яков. Неутомимый путешественник по России, собиратель всяких разных сведений и баек, движимый неуёмным любопытством. Этот персонаж, словно скрепка в многочисленных его тетрадях с наблюдениями, превращает разрозненные события судеб разных людей в единую картину эпохи. Наиболее это заметно в эпизоде, когда по заданию провинциальной газеты отец Яков систематизирует информацию об убитых за год в ходе уличных беспорядков, и у него выходит 7300 покойников, и ещё 10000 раненых.
И ещё, мне в "Свидетеле..." показалось интересным определение Осоргиным России не как участка поверхности земли, обнесённого границами, не как имени, государственного аппарата и даже народа, а, вместо этого, как необъятного пространства бытия, которое нельзя "оскорблять сравнением с европейскими карликами". Напомню, эти слова писаны эмигрантом во Франции, прожившим в Европе больше, чем в своей стране. Видимо, наболело в душе.
Очередной том серии «Из наследия» познакомил меня с писателем-эмигрантом Михаилом Андреевичем Осоргиным. В сборник включены три произведения, причём первым идёт хронологически последнее из написанных автором — автобиографические записки «Времена». Он работал над ними последние два года своей жизни и, скорее всего, не завершил. При жизни Осоргина «Времена», естественно, не публиковались, а до родного читателя они дошли только спустя почти полвека после написания — в 1989 году.
Феномен эмиграции — очень чувствительная зона жизни. По каким бы причинам она не произошла, для нормального человека — это трагедия. Обстоятельства, разумеется, бывают разные. В случае с Осоргиным, как я узнал из этого произведения, эмиграция случилась даже дважды. Один раз он сам бежал от царской каторги в Италию. А второй раз был выслан уже из РСФСР принудительно.
Обычному человеку вроде меня трудно представить, какой удар наносится по несчастному, навсегда оставляющему Родину, и осознающему это. Я, может, забежал вперёд, но когда Осоргин описывает этот период своей судьбы, «Времена» перестают быть просто чередой воспоминаний о прожитой жизни. Они становятся пульсирующим, болью повторяющимся вопросом почему, почему, почему?
А начинаются «Времена» совсем по-другому. Это воспоминания из детства мальчика, родившегося в 1878 году в Перми, у которого были любящие папа и мама, братья и сёстры и вся бескрайняя Камская земля с лесами и реками. Как и положено русскоязычному автору, текст Осоргина просто превосходен. Читать такой русский язык приятнее, чем когда тебе спинку чешут, ей-богу! Образный, сочный, двумя фразами выдающий в своём авторе мыслителя и философа. Такие произведения и составляют самый жирный, самый плодородный слой отечественной литературы.
За детством идёт гимназическое время, уже не такое привольное. Умер отец Михаила Андреевича. Началась школьная муштра, и, по мнению Осоргина, именно в гимназиях у детей отбивалась всякая инициатива, любознательность и стремление расширять свои пределы. Повествование так же интересно, но уже минорнее. А следом идёт время институтское и начало карьеры молодого юриста.
И всё же, как я сказал выше, по-моему, «Времена» — незаконченное произведение. В нём почти нет превращения преуспевающего молодого адвоката в революционера. А ведь это изменение было коренным. До конца своих дней, если можно так выразиться, до конца «Времён» Осоргин не отказывался от идеи революций — и Февральской, и Октябрьской. С его точки зрения, революция была объективно неизбежной, но тот вид, который она приняла, категорически его не устраивал.
В записках Михаил Андреевич рассказывает о своей просветительской деятельности после возвращения в Россию в период после 1917 года и до конца гражданской войны, за которую его новое государство и выпнуло в нелюбимую, а, точнее, недолюбливаемую им Европу. Там он провёл 20 самых плодотворных лет в смысле писательского успеха, обрёл семью, переводился на другие языки. И там же он страдал, потому что понимал, больше на берег любимой Камы он никогда не выйдет. Это невыдуманная тоска в авторском тексте оказывает мощное воздействие на читателя.
Осоргин умер во Франции в 1942 году, в тот момент, когда его Родина проходила через самые жестокие испытания. По моей спине пробежал холодок, когда я прочёл: «В мои записки о прошлом вплетаются нити настоящего, но для читателя оно будет тоже прошлым, — для читателя уже знающего то, чего я не знаю». Я внезапно осознал, что нити настоящего, которые составляют мою собственную жизнь, тоже очень скоро станут прошлым, и то, чего я не знаю сейчас, для людей превратится в воспоминания из ушедшего.
Ради одного этого переживания «Времена» уже стоило прочесть.
