Я была бы так рада уснуть. Теплое одеяло черноты, стирающее все остальное. Сон без сновидений. Я не раз слышала выражение «мертвый сон». Не такой ли будет смерть? Прекраснейшая, теплейшая, глубочайшая, нескончаемая дрема? Если это так, то я не против. Если умирание похоже на засыпание, я совсем не буду против.
И я даже не плачу, хоть и знаю, что с моей семьей случилось нечто немыслимое. Мы теперь как Шалтай-Болтай: и вся королевская конница, и вся королевская рать не смогут нас снова собрать.
Неужели каждому умирающему человеку приходится решать, остаться или уйти? Как-то сомнительно. В конце концов, в этой больнице полно людей, которых подвергают ужасным операциям, закачивают им в вены ядовитые химикаты - и все для того, чтобы они смогли остаться, но некоторые из них все равно умрут.
- Может, тебе не стоит разрешать Тедди пить так много кофе? - Я перевела его на кофе без кофеина, - тараторит она в ответ. – Он от природы такой буйный. - Лишь бы ты не переводила на кофе без кофеина меня, - говорю я. - Это было бы насилием над ребёнком, - отвечает отец.
Драка была чем-то новеньким в нашей школе. А драка между девчонками – это было вообще чем-то особенным. Тем более драка между хорошими девочками – чистый джек-пот.
Она - главная героиня шоу. Может она просто ждет своего часа. Так что говорите с ней. Расскажите, что она может воспользоваться всем временем, которое сочтет нужным, но пусть возвращается. Скажите, что ждете её.
Наши места были на балконе, на самом верху. Но на Йо-Йо Ма ходят не смотреть, а звучало все потрясающе. Этот человек умеет сделать так, что виолончель стонет, как плачущая женщина, — и тут же смеется, как ребенок. Слушая его, я всегда вспоминаю, почему сама начала играть на виолончели: есть в ней что-то невероятно, по-человечески душевное.