Где-то на острове есть место, где мы отдохнем. Где-то на острове есть место, где мы должны оказаться, где мы сможем лечь рядом и знать, что больше никогда не придется его искать. Но пока мы не нашли его, мы ищем, движемся вдвоем по пейзажу, а снаружи и вокруг нас рождается, живет и умирает мир, и звезды медленно выгорают в темноту
... такова жизнь науки. Человек что-то открывает. Он не знает, что это, для чего оно, какие задачи оно может решить, он только знает, что обнаружил очередной фрагмент головоломки. Он проводит оставшуюся жизнь в поисках следующего кусочка<...> Теперь их два. Но ни на каком этапе, сколько бы кусочков ни было найдено, никто не может утверждать, что видит окончательные очертания картины.
Быть ученым значит научиться жить всю жизнь с вопросами, ответы на которые так и не появятся, жить, зная, что ты пришел либо слишком рано, либо слишком поздно, мучаясь, что ты не способен угадать решение, которое, явившись, кажется таким очевидным, что остается только проклинать себя за слепоту, за неспособность увидеть то, для чего нужно было всего лишь чуть-чуть повернуть голову.
Вокруг было так много тонов и оттенков змеисто-зеленого, личиночного, грушевого, изумрудного , морского, травяного, нефритового, шпинатного, желчного, соснового, гусеничного, огуречного, настоянно-чайного, свеже-чайного - как беден наш цветовой словарь! - что я боялся утратить способность различать все остальные цвета.
Но в ту ночь, лежа на циновке, я думал о вуаке, о ее огромных, печальных глазах, о роскошном золотом сиянии, осветившем ее прыжок в густую тьму над нами. И вдруг испытал отчаяние такой силы, что на несколько секунд утратил способность дышать.
Когда ученый думает, что он постепенно строит образ лошади, он вдруг находит рыбий плавник и понимает, что всю дорогу ошибался. Он приходит к выводу, что пытается, значит, нащупать очертания рыбы, но следующий фрагмент, который встраивается в картину, - это развернутое в полете птичье крыло.
Хорошая смерть. Моя мать - кто-то, кому досталась хорошая смерть. Мечтательница, тень, получившая главный дар, какой только может дать природа. В ту ночь она скрылась под своим покрывалом так же тихо, как опускала ноги в бледный, журчащий ручей и закрыла глаза, не зная и не боясь тех краев, где она теперь окажется.
Он напоминает нам, что любовь, по крайней мере та чистая любовь, в которой мало кто из нас готов признаться, – это сложная, темная, насильственная стихия, договор, который невозможно заключать с легким сердцем.
Он дремал под их негромкий разговор, такой скучный, что не было сил следить за его ходом, но этот разговор наполнял его душу покоем: это было идеальное воплощение взрослых отношений, когда у тебя есть кто-то, с кем можно обсудить механику совместного существования.
Мы вместе кого-то создали и вместе видели, как он умирает. Иногда я чувствовал, что мы соединены физически - длинным канатом...; когда она тянула свой конец, я это чувствовал. Где бы она ни была, где бы я ни был, он всегда присутствовал - сверкающий, витой трос, который растягивался, дергался, но никогда не обрывался, напоминая нам при каджом нашем движении, чего у нас больше никогда не будет.