Густав Майринк цитаты из книг - страница 3

Тот, кого преодолевают другие, упускает свою миссию. А кто ее упустит, будет побежден другими

Евреев упрекают в том, что у них нет идеалов. У христиан идеалы есть, только фальшивые. У евреев все через край: соблюдение законов и их нарушение, набожность и безбожие, усердие и праздность. <...> Христиане же перебирают с пафосом, зато недобирают во всем остальном

Обрести вечную улыбку труднее, чем на всех кладбищах земли отыскать мертвый череп, который ты носил на плечах в прежней жизни. Человек должен выплакать из головы старые глаза, лишь тогда он сможет с улыбкой смотреть на мир новыми глазами

Если бы люди почаще улыбались, возможно, не было бы войн

Какой причудливой простотой заиграет мир, если не поленишься рассмотреть его поближе и оторвёшься от так называемых серьёзных вещей, которые доставляют нам только страдания и неприятности

В ответ что-то бестолково и бравурно забренчало — казалось, перепуганная до смерти крыса заскочила под крышку рояля и теперь носилась по струнам, отчаянно пытаясь найти выход.

Однажды я видел, как на пустынной площади большие обрывки бумаги в диком остервенении кружились и гнали друг друга, точно сражаясь, тогда как я не чувствовал никакого ветра, будучи прикрыт домом. Через мгновение они как будто успокоились, но вдруг опять напало на них неистовое oжесточение, и они опять погнались в бессмысленной ярости,-- забились все вместе за поворотом улицы, чтобы снова исступленно оторваться друг от друга и исчезнуть, наконец, за углом.
Только один толстый газетный лист не мог следовать за ними, он остался на мостовой, бился в неистовстве, задыхаясь и ловя воздух.
Смутное подозрение явилось тогда у меня: что, если мы, живые существа, являемся чем-то очень похожим на эти бумажные обрывки? Разве не может быть, что невидимый, непостижимый "ветер" бросает и нас то туда, то сюда, определяя наши поступки, тогда как мы, в нашем простодушии, полагаем, что мы действуем по своей свободной воле?

Так глубоко ненавидеть мы можем только то, что является частью нас самих.

Когда люди подымаются с ложа сна, они воображают, что они развеяли сон, и не знают, что становятся жертвой своих чувств, что делаются добычей нового сна, более глубокого, чем тот, из которого они только что вышли.

Что если стремление помочь было наружно чистым? Не скрывается ли в нем тайная ложь: себялюбивое, бессознательное желание наслаждаться ролью спасителя?