Анатолий Мариенгоф рецензии на книги - страница 2

- Толя, а какая любовь самая большая?
- Последняя.
- Почему?
- Потому, Тонечка, что всякая настоящая любовь кажется нам последней.

Честно признаюсь: сейчас у меня роман с Мариенгофом! Как и положено влюбленной женщине, я смотрю на него с обожанием, читаю всего запоем и не понимаю одного: как мы не встретились раньше?
А началось все со стихотворения, которое я случайно нашла при составлении - не поверите - корпоративного календаря. Да-да, Мариенгоф - поэт! Более того, они с Есениным основали собственное литературное направление - имажинизм. Современники знали Мариенгофа именно как яркого, талантливого поэта, и к прозе он пришел тернистым жизненным путем, о котором, кстати, подробно рассказано в романе "Мой век, мои друзья и подруги".
Так вот, случайно прочитанное стихотворение не прошло "на вылет", как иногда бывает:
В пути, еще в пути, опять в пути.
Идти, идти, идти.
Что значит жить?
Быть может, это значит пережить?
И пережить уметь?
Найти и потерять. И потерять уметь,
С улыбкой о беде рассказывать.
Так величавей делаются вязы,
Когда сентябрь их одевает в медь.
Я крутила в голове эти строчки и думала о том, что они были именно пережиты прежде, чем написаны. А ведь это такое исключительное качество автора - писать о пережитом, прочувствованном.
Мне стало интересно: кто это - Анатолий Мариенгоф? И почему я никогда раньше о нем не слышала? Интернет подбросил "жареных" фактов: дружба с Есениным, трагическая гибель сына... и довольно броское название романа "Циники".
С "Циников" все и началось. Я "проглотила" книгу за вечер. И на мой вкус - это экзотическая смесь Бегбедера (да простят меня люди с хорошим литературным вкусом) и Булгакова. Нет, не пугайтесь, от Фредерика Батьковича в "Циниках" только дух, настроение автора: он как будто не слышал о цензуре и литературной "повестке" своего времени. Его герои - эгоцентричны, они живут и любят на обломках эпохи, и революция для них не больше, чем декорации к жизни, но не жизнь. Булгаковского в Мариенгофе - удивительная честность и точность в описаниях и диалогах. И эта честность дает уникальную возможность узнать Историю "изнутри", глазами понимающих ее современников, точно также, как, например, "Собачье сердце". Но, повторюсь, роман о людях, а не об Истории.
После "Циников" - "Роман без вранья". Это про Есенина. Точнее, наверное, во имя Есенина, так как писал Мариенгоф об очень близком человеке, о друге. Писал для того, чтобы не дать литературному конвейеру растиражировать образ и потерять саму суть, душу своего товарища. Я спокойно отношусь к творчеству Есенина и читала "Роман без вранья" просто как хорошо написанную книгу о двух героях. Мариенгоф очень легко и емко пишет, читать его - большое эстетическое удовольствие. Но поклонники Есенина, безусловно, найдут в произведении много интересного и спорного (пожалуйста, будьте готовы узнать этого "романтического хулигана" совсем с другой стороны).
Поскольку Мариенгоф пишет очень лично и о личном, после "Циников" и "Романа без вранья" мне захотелось узнать, ЧТО нужно пережить, чтобы ТАК писать. Ответ - точнее, намек - в его мемуарах "Мой век, мои друзья и подруги". Там - сам автор, талантливый, умеющий чувствовать жизнь и людей и, главное, предельно честный. Наверное, именно эта честность наполнила его судьбу не менее удивительными людьми: Маяковский, Айседора Дункан, Станиславский, Качалов... и все они "живые", где-то слабые и нелепые, но всегда предельно настоящие: шутят, говорят о простом и простыми словами.
В сущности, точно также как "Роман без вранья", "Мой век, мои друзья и подруги" - о людях и времени, в нем нет биографической скрупулезности. Говорят, что жизнь - лучший сценарист. И действительно, в мемуарах Мариенгофа характеры, революция, а потом и Великая Отечественная Война, переплелись в сюжет, который под силу не каждому романисту.

Поскольку Мариенгоф - моя последняя и самая большая любовь, рецензия вышла очень сумбурной, да?
Что ж, я по-доброму завидую тем, у кого пережитые мною страницы еще впереди!
И прошу прощения у профессиональных любителей литературы: в моих словах наверняка есть поверхностность, неточности или глупости. Но ведь влюбленной женщине простительно, правда?

Неоднозначно. И нормальной рецензии не написать.
Так и живем ведь.

"- Вам необходимо вымыться. Работает ли в вашем доме водопровод? Иначе я понапрасну отсчитала шестьдесят четыре ступеньки.
- Час тому назад водопровод действовал. Но ведь вы знаете, Ольга, что в революции самое приятное - ее неожиданности."

"— Хочу мороженого.
Я отвечаю, что Московский Совет издал декрет о полном воспрещении «продажи и производства»:
…яства, к которому вы неравнодушны.
Ольга разводит плечи:
— Странная какая-то революция."

"В этой стpане ничего не поймешь: Гpозного пpощает и pастеpзывает Отpепьева; семьсот лет ведет неудачные войны и покоpяет наpодов больше, чем Римская Импеpия; не умеет делать каких-то «фузей» и воздвигает на болоте гоpод, пpекpаснейший в миpе."

"Я ненавижу мою любовь. Если бы я знал, что ее можно удушить, я бы это сделал собственными pуками. Если бы я знал, что ее можно утопить, я бы сам пpивесил ей камень на шею. Если бы я знал, что от нее можно убежать на кpай света, я бы давным-давно глядел в чеpную бездну, за котоpой ничего нет.
Осенние липы похожи на уличных женщин. Их волосы тоже кpашены хной и пеpекисью. У них жесткое тело и пpохладная кpовь. Они pасхаживают по бульваpу, соблазнительно pаскачивая узкие бедpа.
Я говоpю себе:
«Задуши Ольгу, швыpни ее в водяную синюю яму, убеги от нее к чеpтовой матеpи!»
В самом деле, до чего же все пpосто: у нее шея тонкая, как соломинка… она не умеет плавать… она целыми днями, не двигаясь, лежит на диване. Когда я выйду из комнаты, Ольга не повеpнет головы. Сяду на пеpвый попавшийся тpамвай и не куплю обpатного билета. Вот и все. "