Все книги ведут меня в Париж. Честно. Я делаю это не специально, но каждый раз я снова там.
Недавно был Париж с Хемингуэем. Он пишет, что «эта книга — беллетристика. Но всегда есть шанс, что вымышленное прольет свет на то, что описано как факт». И именно поэтому, легко уловить, что было, а что лишь добавляет тень. Были скачки, были лыжи, была работа писателя, и чашка кофе со сливками была, и девушка в берете, и связь между мужем и женой, а если точнее -любовь, которая измеряется одинаковой длиной волос, когда она их обрезает, чтобы дождаться пока его волосы «догонят» её, коснутся ушных мочек.
Красной нитью в книге развивается тема писательства. Мы видим, как автор ходит на работу в кафе, где за чашкой кофе пишет свои рассказы. Видим его бедность – следствие отказа от журналистики. Совсем чуть-чуть наблюдаем за тем, как идёт творческий процесс, как рождаются образы, к каким уловкам с самим собой приходит автор, чтобы не потерять интерес к работе. В части профессии «писатель» – книга для меня жутко драгоценна, об объективной полезности судить не берусь.
Мне было интересно про привязанность и чувства к русским писателям, про сход лавин, про богачей и человека, отмеченного печатью смерти. Мне было скучно, сидя на скачках в пригороде Парижа и в гостиной мисс Стайн. В беседах со Скоттом Фицджеральдом мне было то противно, то смешно, порой я смущалась или же брезгливо поджимала губы. Но чаще было метко.
«Не уверен, что Скотт когда-нибудь пил из бутылки, — он был возбужден так, словно совершил экскурсию на дно общества, или как девушка, впервые купающаяся нагишом».
Это четвертое произведение автора, прочитанное мной. И я опять его не узнаю. Почему он всегда разный? И плохо ли это? Я не могу определиться. Меня это раздражает и, в то же время, восхищает. Дальше хочу добавить немного из диалога с Фицджеральдом:
«— Зельда сказала, что по своему физическому устройству я не могу дать счастья женщине и это причина ее расстройства. Она сказала, что дело в размере. С тех пор как она это сказала, у меня душа не на месте, и я хочу знать определенно.
— Пойдемте в кабину.
— Какую?
— Туалет.
Мы сходили, вернулись и сели за стол.
— У вас все в совершенном порядке, — сказал я. — Все нормально. Никакого изъяна. Вы смотрите сверху и видите в ракурсе. Пойдите в Лувр, посмотрите на статуи, потом идите домой и посмотрите на себя в зеркало, в профиль.
— Статуи могут быть не точны.
— Довольно точны. Большинство людей охотно с ними поменялись бы.
— Но почему она так сказала?
— Чтобы вас придавить. Это древнейший способ придавить мужчину».
Париж – вот он тот праздник, который всегда с тобой. Название придумал не Хемингуэй, но своими рассказами он его оправдал, он создал образ, направил, подарил вектор, хоть и не написал вступления и лишил нас последней главы. В книге только такой город, каким видел его автор. Хемингуэй не старался сделать его описания общими, понятными каждому. Своими мыслями и историями он не приглашает читателя в Париж, не обещает ему атмосферу, о-ля-ля улочки, булочки, сигареты, скошенные углы. Нет, кто хочет вспомнить свой Париж, лучше зайдите на фейсбук и полистайте свои фотографии.
А этот Париж – Париж Хемингуэя, когда они с женой «были очень бедны и очень счастливы».
#БК_2017 (Книга про какую-либо профессию)
@jasa_anya, так они только переписывались))
@neveroff, Я знаю) Сейчас приобрела эпистолярный роман Цветаевой и Пастернака, хочу сравнить)
@jasa_anya, не, это другое. Пастернак Марине даже вещи в чемодан сам укладывал. А Дитрих с мистером Х. по слухам даже не встретились в свободной обстановке...))