Дмитрий Быков рецензии на книги

Надысь мне пришла в голову мысль, что рекомендовать ту или иную книгу можно только одному-двум хорошо знакомым персонам. Советовать что-то прочесть большему количеству людей, может быть, даже самонадеянно — ты берёшь на себя смелость утверждать, что знаешь их вкус, их симпатии и антипатии, не зная их самих. Тем не менее, толстенькую антологию «Маруся отравилась» с подзаголовком «Секс и смерть в 1920-е» я всё же порекомендую самой большой группе читателей из возможных — всем. Потому что она расширяет кругозор и увеличивает багаж знаний.

Антология состоит из 21 произведения или его фрагмента, написанного 18 писателями в 20-е годы XX века. В неё входят работы как авторов хорошо известных до сегодняшнего дня, так и писателей, о которых знают только литературоведы и ценители редких книг. Некоторые тексты не переиздавались уже около 100 лет, некоторые публиковались только за рубежом. Качество представленного материала тоже совершенно разное. Здесь и сногсшибательное «Наводнение» прекрасного Евгения Ивановича Замятина (по-моему, лучшая вещь в сборнике), и плоские, как аппликация цветной бумагой, фрагменты романов Сергея Ивановича Малашкина и Льва Ивановича Гумилевского. Но суть не в том, чтобы определить, кто писал хорошо, а кто — похуже. Тем более, что у меня нет квалификации это делать, в общем-то.

«Маруся отравилась» даёт возможность получить настолько живую, правдивую картинку эпохи, которую нельзя найти ни в одном учебнике, ни в одной хрестоматии. Она хороша именно тем, что субъективна. Жизнь преломляется личным восприятием авторов в художественные образы, на сто процентов соответствующие ей.

Подзаголовок книги и обманывает, и говорит правду одновременно. С одной стороны, представленные произведения далеки от подлинно эротических и уж конечно порнографических. В антологии нет прозы, направленной на сексуальное возбуждение читателя. С другой стороны, взаимоотношения полов с акцентом на практическую их грань несомненно находятся в фокусе внимания авторов и даже зачастую являются главной темой их сочинений. 1920-е годы в истории России были временем турбулентным. Отрешались от всего (в первую очередь, от старого мира), принимали всё. Половая сфера не могла стоять особняком в этой буре преображения. И теперь удивительно видеть, насколько разнообразными и противоречивыми были факторы, определявшие её.

Составителем сборника выступил один из пренеприятнейших деятелей современной российской словесности, гадкий пирожок — Дмитрий Быков. В слове составителя он проворачивает привычный трюк — свой и ему подобных, — выдавая собственные измышления за истину. Надо иметь это обстоятельство в виду, и тогда можно будет отсечь гниль, оставляя себе полезные сведения. Ведь знатоком русской и советской литературы этот скверный гражданин является изрядным.

«Маруся отравилась» знакомит читателя с потрясающим пластом русской советской культуры. Иначе сейчас с этим пластом не встретиться. Охваченный читательской ажитацией я просмотрел быстренько все библиотечные каталоги. В итоге — почти ничего, если не считать титанов, таких как Алексей Николаевич Толстой, Андрей Платонович Платонов, Николай Алексеевич Заболоцкий, чьи произведения также представлены в этой антологии.

Ох, почему же во времена моего очень интересного (как мне тогда казалось и до сих пор кажется) изучения литературы всё равно не хватало вот такой живой, и может быть немного вольной, подачи биографий и разъяснений творческого посыла разных авторов.

Быков собрал в этой книге именно советских авторов. И несмотря на странность и легкую неактуальность (ну, вот лично для меня) темы - я залипла! Обязательно выясню, что ещё у него имеется в запасе именно в такой подаче: очерки и размышления. Хотя мне книга в целом показалась чуть ли не стройной энциклопедией- так чудесно льются мысли и живой лекционный текст.

Придется признать, что примерно треть авторов я только из этой книги и узнала.
Наконец-то с радостью и интересом прочитала про поэтов,т.к. писательские биографии в юности мне ещё хоть как-то давались, а "поэтические" - совсем грустно.

Классная подача, повторюсь. Без дат, разве что в начале главы под портретом, но с психологическим портретом реального человека и с вытеканием этого портрета в известные (или не очень) творения.

Пометила себе для обязательного прочтения какие-то бешеные десятки произведений. Не очень понимаю, каким образом я с ними буду успевать знакомиться, но после таких аппетитных рассказов не сделать этого невозможно.

#мир_знаний
#книжный_марафон2023

Возможно, увидев в описании предвоенные годы я купилась именно на них. Спокойная, мирная жизнь, нарастание противоречий и их внедрение в жизнь советских людей именно так я представила себе картину сюжета книги.
Так то оно вроде так, но все не так.

Так - это сам смысл сюжета. Предвоенное десятилетие. Судьбы разных людей. которых объединяет лишь жизнь в советском обществе, да профессиональный интерес к журналистике и филологии в целом.

Структура книги представлена тремя историями, которые между собой никак не связаны, это просто «вырванный» кусок из жизни, со своими негативными особенностями. Логическим завершением каждой из них является июнь 1941 года.

Автор показывает не идеальную советскую жизнь. Здесь много доносов, жизни в коммуналках, несправедливость и помощь "друзей". Не спорю, это все было в советской предвоенной жизни и скрывать или преукрашивать реальные события нельзя.

Не так - это наложение современных идиом в контексте прошлого. Не спорю, я не жила в предвоенный годы, и доподлинно мне не известно, как точно выражались люди, какие жесты они использовали и прочие вещи. Но видеть нецензурные, бранные слова в книге о том времени лично мне было крайне неприятно. Как по мне, автор чересчур осовременил своих героев, что не соответствует их реальному времени.

#БК_2021 (13. В названии книги упоминается месяц).

Для начала хотелось бы с удовольствием заметить, что современные биографии читать необычайно занятно: во-первых, открывается довольно много фактов «из-под полы», о которых боялись даже заикнуться в советское время, во-вторых, в них напрочь отсутствует советский канцелярит типа «товарищ Горький». Совершенно особенным образом пишет и увлекательно рассказывает о русской литературе и Дмитрий Быков, в онлайн лекции которого, надо сказать, я определенно точно влюблена.

Итак, русская литература – это, конечно, в первую очередь, имена Толстого и Достоевского, но мало кто знает, что ни один писатель в России ни до ни после не пользовался такой невероятной славной (в том числе и мировой), почтением и поклонением при жизни как Максим Горький – живой классик эпохи молодого советского государства. Но прежде чем великий советский писатель и «Буревестник революции», безусловно это человек необыкновенной судьбы и личность, воспитавшая себя в условиях более чем невероятных. Ницшеанец и богостроитель, основатель гуманизированного социализма и соцшколы, друг Ромена Роллана и Герберта Уэльса, но главное - ЧЕЛОВЕК, и это звучит гордо!

Писатель, действительно, вырос в очень простой рабочей среде, рано привык к работе, много путешествовал по России и был зачинщиком первой русской революции 1905, а вот в революции 1917 уже разочаровался, заметив в ней только бунт примитива и зверства. Так, активно финансировавший революционную деятельность в стране вплоть до свержения действующего правительства, Горький к 1920 в прямом смысле слова спасал эту страну от революционного мародёрства, варварства и навала деревни, создавал школы и комитеты по сбору средств для нужд голодающих. Будучи в молодости членом большевицкой партии, в первые годы после революции он хлопотал у советского начальства отмены расстрелов и арестов для опальной интеллигенции, университетских преподавателей и бывших князей, лично просил о Блоке и выторговывал пайки и маломальскую работу для писателей и поэтов Серебряного века. Больше чем писатель, больше чем общественный деятель, Горький - гуманист, знавший истинную цену прекрасному и пытающий всеми силами возложить это уникальное и самобытное на фундамент новой страны.

Несомненно, в его биографии и творчестве есть темные пятна, как, например, поездка на Соловки, или неоднозначные отношения с властью; сначала с Лениным и потом со Сталиным. Однако, какую бы спорную оценку не давали его творчеству, на сегодняшний день важно лишь то, что Максим Горький или Алексей Пешков, был человеком своей эпохи, борцом за идеи, которые во многом проходят в параллели с современным обществом. Поэтому его стоит читать и…
«Хватит спрашивать себя, был ли Горький. Он был»

Не поняла за что так хвалят эту книгу критики и выбрали в качестве претендента на премию "Большая книга". Первая часть наиболее жизненна, все знают до каких маразмов доходила тогда травля и доносительство, и все эти собрания с клеймлением и изгнанием. Правда дико подбешивало деление женщин на шлюх и мадонн, которое сохранилось и во второй части. Как и сцены насилия и секса, даже и не секса, а случек каких-то. К третьей части стал понятен замысел построения романа, Крастышевский именно в такой форме пишет свои послания "наверх", якобы влияющие на адресата. Но он такой же искусственный, как и мысль двух неприятных евреев и одного сумасшедшего поляка, что война может что-то очистить и чем-то помочь, что есть что-то хуже войны. Всю книгу с упорством маньяка автор вдалбливает эту мысль, диванные войска вечно впереди всех в окопы рвутся, только потом почему-то отсиживаются в эвакуации "особо ценные" кадры, а воевать и умирать приходится Лёне. Собственно эпилог - это самая нормальная часть книги, ее героям веришь и сопереживаешь.
Никому не рекомендую, в книге есть парочка интересных мыслей и цитат, но в остальном герои скучны и неприятны, эпоха совершенно не чувствуется, выводы навязываются, а не возникают сами в голове, как бывает в хороших книгах.

Сперва хотела сказать, что книга мне не понравилась, но честнее будет признаться, что я ее просто не поняла. Вообще этот роман Быкова хвалят серьезные люди и говорят, что это лучшее из того, что он написал. По-моему примерно тоже самое, про "лучшее из написанного" говорил он сам на встрече с читателями. Говорил и о том, что книга писалась долго, но делать это было легко - история в России циклична, и события сороковых годов двадцатого века повторяются в современности, поэтому нужно было просто перенести их на кальку. Честно - я этого не вижу. Я понимаю, что он хотел передать ощущение сужающегося пространства, падающего занавеса и надвигающуюся невозможность дышать от приближающейся войны. Но об этом я только догадываюсь. А вот, что я поняла.

Роман состоит из трех частей, объединяет их время и место действия (Москва 1940-х гг) и второстепенный (третьестепенный?) герой. Первая часть про студента-филолога, которого отчислили в результате пьяного недоразумения. Вторая - про журналиста, который жонглирует своими женщинами. Третья - про писателя, который думает, что своими текстами способен влиять на реальность. Все три героя мне неприятны. Они совершают отвратительные поступки и делают это не по своей логике. Видно, как автор со скрипом натягивает героев на эти действия. Выглядит это совсем неорганично, а потому не веришь ни героям, ни происходящему.

Думаю, это роман больше не про действия, а про ощущения и атмосферу надвигающегося ужаса. В результате того, что героям я не верила, то и этой атмосферой меня тоже не накрыло.

Ну, и маленькая деталь, которая тоже неприятно задела - в книге много секса, который мне, на удивление, не понравился. Обычно я отношусь к этому ровно либо положительно, здесь же это было вымученно и излишне.

На самом деле не хочу ругать книгу, потому что велик шанс того, что не книга плоха, а что Быков - не мой писатель. Ведь его "Орфография" в свое время мне тоже не пришлась к душе. На этом, пожалуй, мое знакомство с его прозой объявляю закрытым.

#БК_2018 (Книга, которая есть в вашей домашней библиотеке)

"А Вы ноктюрн сыграть смогли бы" - "на собственном позвоночнике".
Вот Вам шанс, товарищи, полюбить гения.
Вы Маяковского читали? Вслух. После окончания школы? Хоть раз? Его услышать в тишине невозможно. А услышав единожды - невозможно понять. "Тот кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп" © Маяк (любил, когда так называли)

Глубоко личное и необъективное сочинение. Даже не биография, а попытка осмысления, которая как снежный ком обрастает персонажами, аналогиями и сюжетами. Но как за такое можно корить, когда автор на наших глаза творит чудеса - книгу создал, у которой две души: и поэта воскресил, как живого рядом с читателем поставил - вот, смотри, живой "в самом обыкновенном Евангелии
тринадцатый апостол", и душу свою вывернул, как сам стрелялся.

Тут встретилось чудесное с прекрасным. Горячо уважаемый Дмитрий Львович Быков написал биографию глубоко мною любимого Владимира Владимировича Маяковского. Вкусный, умный текст, разбавленный пронзительной лирикой, срезонировал стократ, удовольствие от чтения - неописуемое.

Хоть книга и не претендует на каноничную биографию, информативность ее, не менее, чем художественность, феноменальна. Здесь через призму Маяковского высвечивает удивительных его современников, что аж до дрожи поражаешься – вот были же времена! Ладно Брики, хотя - как же ладно - да что мы вообще знаем об этой странной семье, что мы знаем о роли Осипа в становлении поэта. Лиля-то была любовь всей жизни, но сколько еще было «маленьких скромных любеночков», женщин, с которыми пытался связать судьбу, с которыми жалел, что не пытался? Взять плеяду великих поэтов – Есенин, Блок, Ахматова, Гумилев, Цветаева, кого уважал, а кого травил; русские футуристы – Северянин, Пастернак, Асеев, Бурлюк, Крученых, Хлебников, которого единственного признавал талантливее себя? Чуйковский - ну, Телефон, ну Тараканище, а то что опекал Маяка, с лекциями о нем по стране ездил, им же был публично унижаем. «В белом венчике из роз Луначарский – наркомпрос», и даже с Лениным по телефону разговаривал, и поэму написал на смерть вождя, такую же неудачную, правда, как и Есенин.

Здесь и тема наследия Маяковского, в порой весьма в неожиданных прочтениях. Но Дмитрий Львович берется (и поражаешься, что прав) разобрать его следы в советской фантастике - Стругацких, в эмигрантской поэтике - Бродского. "Дней бык пег. Медленна лет арба. Наш бог бег. Сердце наш барабан". - "Ибо вечность - богам. Бренность - удел быков... Богово станет нам Сумерками богов". Как на одном дыхании же?

Книга заканчивается как выстрел, конец страданиям... Самоубийство Бога.

Море уходит вспять.
Море уходит спать.

В основе романа лежит "дело ленинградских масонов". В интернете можно найти предостаточно информации о "Ордене мартинистов" и главе петербургской ложи Мёбесе Г.О.
Молодой человек по имени Даниил едет из Крыма в Санкт-Петербург и в поезде знакомится с весьма экстравагантным мужчиной. Тот говорит, что видит прошлое, будущее, может предсказать всё что угодно и отвечает гг на три вопроса. В последствии оказывается, что это был тот самый Остромов.
Момент знакомства гг с Остромовым напомнил эпизод из "Мастера и Маргариты", где Бездомный с Берлиозом знакомятся с сатаной. Есть в Данииловом попутчике что-то дьявольское.
В книге мне понравилось всё: от сюжета до стиля написания. Раньше я конечно слышала о Быкове, но о данной книге слышала впервые. Точно буду читать ещё книги данного автора.
#Пр1_1курс

Это книга-легенда, книга-загадка, книга-тайна. Издавалась во многих странах под каким-то псевдонимом, автор предлагал всем читателям пройти некий квест продолжительностью в один квартал жизни — с 15 июля по 15 октября, выполняя разные бестолковые задания. Ударить по лицу незнакомого человека, поцеловать в живот ребёнка, решить литературный ребус, поссориться с близким человеком, сходить в лес за грибами и так далее. В конце автор обещает, как ни странно, огромные богатства и независимость. Под псевдонимом скрывался небезызвестный Дмитрий Быков.

Естественно, всё это полная чушь — и про издания за рубежом и про всё остальное. Мистификация.

Вот и книга — тоже мистификация. С одной стороны, это пародия на книги по личностному росту и пикапу, обещающие всё что угодно, с другой стороны, это невероятно смешная книга, некоторые части которой хочется перечитывать по нескольку раз. С третьей стороны, это та самая книга, про которые говорят — "здесь каждый найдёт своё". По-другому про эту книгу и не скажешь.

А в итоге всё это — огромная, необъятная, пугающая исповедь автора, в сравнении с которым ты начинаешь искать себя, понимать себя и слушать себя. Это книга, которая не откроется тебе с первого раза, книга, которая, я убеждён, с каждым годом жизни будет читаться по-новому, книга, в которой важен не итог, а каждый прожитый день, каждая мысль и каждое слово.

Оценка: 9/10.

Есть, пожалуй, определённый тип романов в российской прозе - книги о революционном, постреволюционном времени. Основные составляющие таких произведений:
- Описания, близкие к постапокалиптическим, Петербурга того времени. Занимают где-то около четверти книги.
- Главный герой неопределённой ориентации. Он ни правый и не левый, к коммунистам в ряды вступать не спешит и о старом времени особо не горюет. Он наблюдатель. Его глазами читатель видит "объективную" картину происходящего.
- В любви главному герою как правило не везет. Нет, у него есть возлюбленная, и чувства взаимные, но проклятый ветер революции разбрасывает их друг от друга на приличные расстояния. Время от времени они случайным образом пересекаются, но не судьба.
- Группа людей (в данном случае филологи и литераторы) на примере которым показывается раскол в обществе, одурманеном коммунизмом. Изначально они держаться друг друга, единое целое, готовое противостоять советам, либо наоборот. Но приблизительно к середине книги намечается раскол, приводящий к образованию двух противодействующих группировок. И начинается противостояние...

В "Орфографии" Быкова присутствуют все эти элементы в полном объеме. Может из-за этого бОльшая часть книги читается как что-то вторичное, уже где-то прочитанное. Интересны "литературные игры", частенько проскальзывающие в книге, и мистические "темные", которым, к сожалению, уделено не так много внимания, как хотелось бы.
Но большая часть книги читается по диагонали. Неосознанно, автоматически. По той же причине вторичности.
Между тем в книге есть интересный отрывок, где Быков иронизирует над романами о революции:

"Многие и тогда, и потом задавались вопросом: отчего в 1918 году так
много было случайных встреч, романных совпадений, отчего все герои тогдашней
прозы постоянно сталкивались на необъятном российском пространстве, словно
вся грандиозная катавасия для того только и затевалась, чтобы какой-нибудь
Иван встретился с Катей и продолжал с маниакальным упорством обнаруживать ее
везде, куда бы ни сунулся, -- так что под конец потрясенному читателю
начинало казаться, что в России, кроме Ивана с Катей, никого особенно не
было? Сидят они, положим, в своем Петрограде или на даче в 1916 году, и
разыгрываются между ними обычные для того времени комнатные страдания: у
него сомнения, у нее запросы, и вообще ей больше нравятся военные. В
семнадцатом году она отправилась к тетке на юг, он остался в городе и
шляется по улицам, как помешанный, присоединяясь то к одной, то к другой
толпе, -- но и толпы шатаются так же, не зная, куда бы влиться. Рано или
поздно при таких делах начинают постреливать, и Иван, не желая уезжать на
юг, где есть шанс увидеться с Катей, успевает завербоваться в экспедицию
какого-нибудь Чулюкина, исхитрившегося убедить Временное правительство в
необходимости срочного изучения быта северных народностей.

Но не успели они доехать еще до ближайшей северной народности, как в
Архангельске настигает их весть о петроградском перевороте. В экспедиции,
естественно, раскол. Одни, как Чулюкин, уверены в необходимости далее
следовать намеченным маршрутом: какая бы ни была в России власть, а истинным
интересам страны служит прежде всего честный ученый. Другие разворачиваются
и -- в Петроград, в водоворот событий. Кому какое дело до ваших северных
народностей! Иван мучительно колеблется, но тут встречает Катю. Катя, что с
тобой, как ты попала в Архангельск из Мучкапа? Ах, видишь ли, тетя больна,
дела наши совсем расстроены, и ее новый муж, адвокат Красновский, так на
меня смотрел... а как раз на соседней улице остановился вернувшийся с фронта
поручик Черенцов, у него там сестра. И... но ты понимаешь, конечно, ничего
серьезного... он уехал сюда в британскую миссию -- куда мне было бежать? И
вот я здесь. Познакомься, Алексей. Черенцов щелкает каблуками, зубами,
глазами. Разрешите откланяться. Катрин, не задерживайся, я буду ждать.

Ну тебя к черту, Катя, сердито бросает Иван. Не сердись, глупый,
говорит она ему со снисходительностью взрослой женщины (ну как же, с
поручиком!..). Мы еще увидимся, когда будем достойны друг друга... а пока
нас несет, как сухие листья, нет у нас родины, нет нам изгнания.

Ивану теперь совершенно не до народов Севера. Ах так, отлично, говорит
Чулюкин, играя желваками. С ним осталось всего пять человек, но ничто не
остановит исследователя. С горсткой вернейших выходит он из Архангельска и
пропадает из поля зрения повествователя, затертый где-то во льдах, в "Ниве",
во "Всемирном следопыте". Обратно в Питер Ивану не хочется -- он едет на
Украину, намереваясь оттуда пробраться за границу. В бесконечных, битком
набитых, непредсказуемо останавливающихся и трогающихся поездах, с
пересадками, спотычками и провалами беспамятства добирается он до Харькова,
и первая, кого он там видит, -- Катя! Черенцов бежал со своими англичанами,
она уехала со Злотником (Авраам, это Ваня, я вам рассказывала, наши матери
дружили когда-то). Ах, матери. Больше нас, значит, ничего не связывает. Ну
что ты дуешься, глупый, -- зачем ему знать о нас больше? Авраам ездит по
югу, скупает продукты, собирается обменять в Петрограде... вообще человек
темный, но с задатками. Хорошо же, Катя. Вот до чего ты докатилась. Кстати,
знаешь, Ваня, где я тут остановилась? Нам (о, проклятье!), нам сдала комнаты
местная учительница, двоюродная сестра твоего Чурю... Чири... Чулюкина, черт
бы тебя побрал! Не сердись, милый.

Я не сержусь, милая, сквозь зубы отвечает Иван и тут же вступает в
Добровольческую армию, которая как раз случилась тут неподалеку. Жестоко
разочаровавшись в архаичном, напыщенном, далеком от народа "Белом Деле", не
веря в любовь, не видя будущего для России, он дезертирует и с отчаяния
пополняет собою банду местного батьки, романического типа по прозвищу
Шаравый. Он сожительствует с цыганкой, устраивает по ее капризу
показательные расстрелы и питается кокаином. Однажды Ивана вызывают в штаб
Шаравого: нужно допросить странного человека, побиравшегося по селам. Может
быть, он шпион? Во всяком случае, выдает себя за англичанина. Иван приходит
в штаб и видит Черенцова. Глаза их встречаются. Черенцов понимает, что ему
конец. Иван понимает, что благородство в нем сильнее жажды мести. Да, этот
человек действительно англичанин, я узнаю его лондонское произношение.
Отпустите его. Отпустить, говоришь? Нет, пущай с нами остается, воюет,
по-своему нас учит. Мы ведь рано или поздно до самой его Англичании дойдем.
Улучив момент, поручик сквозь зубы по-английски говорит Ване: "I shall
remember you for it!" В голосе его слышится не столько благодарность,
сколько угроза. В первом же бою Черенцов перебегает к красным. В этом бою
тяжело ранят и Ваню. Подбирают его уже красные, и первая, кого он видит, --
медсестра по имени Катя. Конечно, Злотник оказался мерзавцем (как будто он
мог оказаться кем-то другим!). Мгновенно перекрасившийся Черенцов клевещет
на Ваню, объявляя его злейшим контрреволюционером и правой рукой Шаравого.
Но красный командир, бывший ученик Чулюкина (в те еще времена, когда тот
преподавал географию в московской гимназии), с помощью Кати восстанавливает
историческую справедливость. Черенцова уводят в расход (он оглушительно
щелкает зубами), а Иван оказывается в штабе. Нам грамотные нужны.

Рассказывать ли, как, убоявшись красных жестокостей и долгих, нудных,
бессмысленных дискуссий с учеником Чулюкина, Иван дезертирует и оттуда? Как
пробирается в красный Петроград и устраивается в новую экспедицию, идущую на
поиски предыдущей? Как в конце концов по легендам северных народностей он
находит странного белого человека, прошедшего тут три года назад, и наконец
обретает Чулюкина -- совершенно очукчившегося, женатого на северной девушке,
которую туземцы называют Сон О Полете Пчелы Вокруг Оленя. И добавлять ли,
что в этой девушке он скоро узнает Катю, которая и говорит ему наконец: вот
час и настал, теперь ты не мальчик, но муж?

Ах, оставь, Катя. Какой я теперь муж? Вечно мы называем мужем того, у
кого не осталось надежды... Прощай, Катя, я никогда не мог застать тебя
одну, но и никогда не мог избавиться от тебя вполне. Всюду, куда я ни
ткнусь, ты будешь торчать на моем пути, -- и я готов поспорить, что первая,
кого увижу на американском берегу, сбежав в Америку, будешь ты, в обществе
двоюродной сестры Чулюкина. Но слышишь ты это оглушительное щелканье бича за
порогом чума? Ах нет, милый, ничего страшного, это пастух ведет оленей...
Нет, Катя. Так щелкать может только Черенцов, чудесно спасшийся, навеки
завязанный с нами в единый узел. Нам никуда не деться друг от друга. Прощай,
Катя."